За моей спиной Вассерсуп щелкал на счетах, и Пулькер скрипел пером по пергаменту. Временами бургомистр бормотал:
— Убытки... какие страшные убытки...
Ван Штанген мрачно молчал. Контраст с его недавней многоречивостью был ужасающий. Собственно, я для того и отвернулась к окну, чтоб не встречаться с ним взглядом.
Распахнулась дверь и вошел Суперстаар с листком в руках.
— Вот... я сделал перевод, о котором вы просили...
— Ах, оставьте, преподобный, — отмахнулся Вассерсуп. — Тут с наличностью бы разобраться, а вы говорите — перевод...
— Не обращайте внимания, ректор, — сказала я, — Господин бургомистр переутомлен, впрочем, как и все мы.
Мы уселись за стол. Краем глаза я заметила, что ван Штанген вышел из угрюмой прострации и прислушивается к разговору.
— Я, право, не знаю... Но вы просили обращать внимание на странное и нелепое...
— Не томите, ректор.
— Вот... история относится ко времени самого что ни на есть злостного язычества, когда не милые вишни покрывали эти холмы, а непроходимые леса. «И Дикая Неохота бродила по Киндерову Городищу и окрестностям его, уловляя души жителей в свои колдовские сети, отвлекая от полезных трудов и склоняя ко всяческим безобразиям. И друид Крохобор совершил священный обряд у подножия священной сосны, наевшись священных грибов и запив их священным же пивом. И чары призвал он против Дикой Неохоты. И чары Дикой Неохоты с чарами друида Крохобора взаимно сожгли друг друга. И сошлись друид Крохобор с предводителем Дикой Неохоты, взаимно борьбуясь друг с другом. Но друид, подкрепленный грибами и пивом, был сильнее. И рек Крохобор: „Кыш, кыш, наглый совратитель! Прочь отсюда, страшилище, заморочка дрянная, растворись, аки сон кошмарный! Ибо ты ни что иное, как химера вредная, что разбивается от хорошего удара. Сгинь, а не то застрелю из верного моего луку!“ Враг же отвечал ему: „Знаешь ли, что натворил ты, Пень трухлявый? Неосмысленными своими действиями произвел ты замыкание магической энергии, и перегорела она в Киндеровом Городище и вокруг Него. И не могу я отныне противостоять тебе, ибо ослаблен зело. Но накладаю на Киндеров град некое заклятие. Химерою ты назвал меня, которую можно поразить стрелой. Но, когда во Киндеровом граде стрела поразит химеру, магия вернется в город, и самые страшные сны ваши обернутся явью. Ты же не сможешь противостоять сему, ибо будешь позабыт и позаброшен“. Так сказал он и ушел в подполье, а друид Крохобор в великом страхе удалился в пределы Гонорейские... то есть Гонорийские». Все.
— Химера! — Я хлопнула себя по лбу. — Чудовище с гривой львиной, телом козьим, хвостом змеиным. Я же говорила, что это не дракон!
— Вы о чем? — спросил Пулькер. Он, как и Вассерсуп, бросил заниматься подсчетами.
— О флюгере, в который залепил стрелой Штюккер. Он изображает химеру.
— Как только отстроим тюрьму, снова Штюккера посажу! — рявкнул Вассерсуп.
— За что?
— За то, что стрелять не умеет! Целился бы, куда надо, ничего бы этого не было!
Я хотела напомнить про «главное — не меткость», но передумала.
— Кошмарные сны станут явью... — Пулькер вертел перо в руке. — Выходит, арестованные не лгали? Они действовали внутри овеществленного сна?
— Точно! Но, когда освобожденная магическая энергия хлынула на Киндергартен, сны перепутались. Поэтому люди действовали внутри чужих снов. Штюккер осуществил кошмар Дуделя. Хардкор — малютки Фикхен. Обструкций и Ферфлюхтер обменялись своими кошмарами. Вас ждет сложный судебный казус, господа! Арестованные совершили преступления, но виновны ли они? Можно ли судить ожившие призраки Дикой Неохоты? Не знаю, справится ли мэтр Каквастам с такой задачей.
— И еще взрыв тюрьмы! — Вассерсуп в волнении чуть не сбросил счеты со стола. — С остальными мы разобрались, но это... Чей же это был сон?
— Мой, — глухо произнес ван Штанген.
Все в изумлении воззрились на него.
— Когда всю жизнь служишь закону и порядку, только и знаешь, что сажаешь злоумышленников в узилище... из-за этого света белого не видишь... иногда так хочется, чтоб весь этот закон, а заодно и порядок полетели в Тартарары... и тюрьма вместе с ними! Но я умею себя сдерживать! Я же не знал, что сон переползет на этого несчастного парня!
— Выходит, никто из нас не застрахован от этой заразы, даже приезжие? — разволновался Вассерсуп. — Что же делать?
— Ну, поскольку теперь суть явления всем известна, — что-нибудь придумаете, — постаралась я успокоить бургомистра. — Вызовете мага, он наложит противочары... да и доктор бы вам другой не помешал.
Вассерсуп посмотрел на меня с подозрением.
— А вы, милиса, почему не заразились?
— Нетрудно сказать. Я поездила по всей Ойойкумене, в том числе по странам, крайне неблагополучным в области волшебства, и сталкивалась с самыми разными видами магии. Так что у меня иммунитет. А у господина ван Штангена он ослаблен, как ослаблена магическая энергия по всему герцогству Букиведенскому. — Я подумала и добавила. — Одного я не пойму — при чем здесь фазан?
— Какой еще фазан?
— Известно какой — золотой...
И тут плодотворное общение было прервано на самом интересном месте. Снова раздались отчаяние вопли (ей-право, у горожан это уже вошло в привычку), плач, визг. По комнате метнулась странная тень.
Суперстаар, оттолкнув меня, бросился к окну.
— Ну вот, а вы говорили, что все кончилось! Все-таки прав был пророк Похарея, а не эти язычники! Черное крыло закрыло солнце!
Я вежливо отодвинула ректора от оконного проема. То, что я там увидела, могло бы устрашить многих.
Над площадью, заходя па посадку широкими кругами, парил огромный дракон. И крылья его, раскинутые против солнца, могли бы показаться черными. Хотя на самом деле были зелеными.
Но киндергартенцы, или, по крайней мере, некоторые из них, закалились в недавних передрягах. Мирное население с площади порскнуло, но арбалетчики остались. Пуще того, они выстроились в позицию для прицельной стрельбы.
— Готовсь... цельсь... — командовал Штюккер страшным голосом.
Этого я вынести не могла. Пришлось выскочить на карниз, вопя из всех сил:
— Отставить стрельбу! Всем в укрытие! Сохраняйте спокойствие! Это мой знакомый дракон!
Барсик — домашний дракон моего старинного друга мага Абрамелина — милейшее существо, если его не раздражать. Причинить вреда доморощенные стрелки ему бы не смогли — чешуя у Барсика бронированная, но если бы он на них дыхнул, тут бы никакие водовозы не помогли.
По счастью, арбалетчики послушались меня и отступили в ратушу.
Я съехала с карниза по свинцовой водосточной трубе и двинулась по брусчатке к дракону, расположившемуся в середине площади.
Я была озадачена. В прошлом имел место случай, когда одно из моих похождений завершилось появлением Барсика в решающий момент. Но на сей раз я дракона не заказывала. Не люблю сюжетных повторов.
Барсик все понимает, но не говорит. Отсюда и трудности в общении с людьми. Маги — те договариваются с драконами на мысленном уровне, но я магическими способностями не обладаю.
Приглядевшись, я заметила, что у Барсика на шее закреплена сумка. Дракон вытянул лапу, по ней я вскарабкалась ему на плечо, запустила в сумку руку и извлекла оттуда конверт с личной печатью Абрамелина. Взломав печать (она не была зачарована), я прочитала:
«Видел тебя в хрустальном шаре. То, что тебя интересует, по моим сведениям, находится в суверенном Оркостане. Желательно, чтоб ты направилась туда. Твой друг Абрамелин.
P.S. Будет время — заезжай в гости!»
Суверенный Оркостан — одно из тех мест, где мне хотелось бы оказаться меньше всего. Но... magister dixit[2] в Оркостан — значит, в Оркостан.
— Подбросишь? — спросила я Барсика, чувствуя, как желудок начинает совершать неприятные экзерциции. Я-то ради дела согласна перетерпеть полет, но как убедить в этом желудок?