– Я оттуда же, да.
Снова карябает вилкой по дну тарелки. Можно было не тратить на него тушенку, раз он ее не любит.
– И че, как?
– Хорошо, если у тебя есть жилье и работа. Плохо, если их нет. Завтра, кстати, еду домой по делам.
Он вскидывает голову:
– Одна?
Тоскливо так: вроде уже и сам знает, мог бы не спрашивать.
– Ну погулять в центре не получится, но, если хочешь, можем поехать вместе!
В его глазах вспыхивает нечто похожее на жизнь и моментально гаснет.
– Я куплю нам билеты, это недорого. А пообедать можем в «Бургер Кинге» за бонусы. Бесплатно.
Кажется, теперь не только я мечтаю, чтобы поскорее наступило завтра.
Яма
Это Ма́ндос[10]. Он в снегу: заснеженные дорожки, замок из красного кирпича с пустыми окнами, огромное снежное поле – все такое яркое, что больно глазам, и очень холодно, но по дороге сюда мы с папой встречаем белок. Они скачут прямо перед нами, пушистые и веселые, и мне стыдно жаловаться на холод, потому что белки не жалуются, и светит солнце, за моей спиной стоит самая красивая на свете Амариэ[11], ее ладони лежат на моих плечах – сейчас начнется. Я слышу про дюраль[12] и гровер[13], еще про гуманизацию, двуручник и кистень, и эти слова неразрывно связываются в моей голове со снежными кружевами, морозом и белками. Перед моим лицом то и дело мелькает бутылка: ее передают друг другу Змей и Стилет. Они тоже красивые – длинноволосые, с хайратниками[14] поперек лбов и с огромными черными щитами. Я немного влюблена в них обоих. Но сейчас мы ждем папу, и он выходит на поле, мощно взрыхляя ногами снег. Из развалин замка появляется Дурин[15] – он не враг, потому что сидел у нас дома и пил из такой же бутылки, как у Стилета и Змея, очень здорово играл на гитаре и пел про золотые деревья с юной листвой. Я сидела на диване и одними губами повторяла слова песни.
Папа размахивается, и они с Дурином скрещивают мечи. Я не хочу, чтобы они дрались, но Амариэ гладит меня по шапке и шепчет, что это тренировка перед настоящим боем, поэтому я сжимаю пальцы, кусаю губы и очень болею за папу. Сначала побеждает Дурин, но потом папа нарочно падает и рубит Дурина по ноге так внезапно, что я кричу от радости, а когда Дурин оказывается повержен, бегу к ним обоим через снежное поле, проваливаясь по колено. «Дурин, Дурин! – кричу я и глажу его по лысой макушке, и как только он не мерзнет без шапки? – Прости, что папа тебя убил, ты еще придешь к нам в гости?» И не понимаю, почему все, даже Амариэ, смеются.
– Парк «Царицыно», – объявляю я, и Илья хватает меня за руку, чтобы не потеряться в толпе гуляющих. Возвращение парка к жизни после пандемии не может не радовать. С тех пор как мы вышли на Павелецком вокзале, Илья ничего не говорит и постоянно за меня держится. Даже в будний день людей здесь на два порядка больше, чем в Красном Коммунаре. А в выходные еще прибавится: погода слишком хорошая, и вопреки растущей ковидной статистике все приезжают за солнцем, возможно последним. – Идем. – Не выпуская руку Ильи, я двигаюсь против людского потока к пруду.
Утки обитали здесь и в эпоху Мандоса, но не были такими упитанными и наглыми. Я по ним скучала.
– Держи! – Я высыпаю Илье в ладонь горсть кошачьего корма, припасенного в сумке. – Бросай подальше.
У него неплохо получается. Уткам приходится изрядно потрудиться, чтобы добраться до еды.
– Забавные, правда?
Кивает. Из-под его гладких волос торчат покрасневшие кончики ушей. До встречи с Евой еще сорок минут – заявляться раньше кажется мне невежливым: вдруг она принимает душ или укладывает мини-Олега? Когда последние крупицы корма отправляются в воду, мы с Ильей устраиваемся на скамейке напротив пруда. Он зябко шмыгает носом, хотя совсем не холодно, и я накидываю ему на плечи свой шарф. У меня с собой термокружка с кофе – ее отдаю тоже.
Мне спокойно. Так бывает, когда возвращаешься к своему месту силы. Туда, где тебе никогда не бывало плохо.
– Приди ко мне, – напеваю я тихонько, – через бездну лиг, через пропасть лет[16].
Все же удивительная у меня компания. Ее как будто и нет, но можно говорить вслух и не казаться сумасшедшей.
– Этот парк – мое детство. Раньше он был заброшен. Никаких туристов, музеев и детских площадок. Только руины дворца и мы – те, кто жил рядом. И знаешь, мне никогда не было скучно. Папа приводил меня сюда по воскресеньям… Это было наше с ним время.