Выбрать главу

Тем не менее наша задача состоит не в том, чтобы описать конкретную школьную систему в конкретной стране, а в том, чтобы понять, какая именно образовательная модель оказывает влияние на образовательные системы во всем мире; потому мы будем задавать отвлеченные вопросы.

Какого рода образование предполагает старая модель развития? Образование, нацеленное на экономический рост, требует обучения основным умениям и навыкам, то есть умению читать и считать. Оно также требует, чтобы часть людей обладала более глубокими знаниями в области вычислительной науки и техники. При этом равенство доступа уже не столь важно; на примере современной жизни некоторых индийских штатов мы видим, что страна может прекрасным образом следовать по пути экономического роста, и в то же время сельская беднота будет оставаться неграмотной, не имея доступа даже к примитивным компьютерным ресурсам. В индийских штатах Гуджарат и Андхра-Прадеш мы наблюдали рост ВВП на душу населения, обеспеченный созданием технической элиты, которая сумела сделать эти штаты привлекательными для иностранных инвесторов. Тем не менее благосостояние, приобретенное за счет такого экономического роста, не «просочилось» вниз, не коснулось сельской бедноты и не способствовало улучшению ее состояния здоровья и благосостояния, поэтому нет причин полагать, что для экономического роста необходимо, чтобы низшие слои населения получили образование. Эта проблема всегда была и остается первой и основной проблемой в рамках парадигмы развития, выражением которого является ВВП на душу населения. Такая парадигма пренебрегает распределением национального дохода среди населения и потому может обеспечить высокую оценку для стран или штатов, где отмечаются тревожные случаи неравенства. То же верно и для образования: природа информационной экономики позволяет странам увеличивать ВВП, формируя техническую и деловую элиту и не слишком беспокоясь о равном распределении образования среди населения в целом.

Здесь мы попадаем в еще одну область, в которой Соединенные Штаты традиционно – как минимум в теории – отклоняются от парадигмы экономического роста. Идеи о равных возможностях и о равенстве доступа, характерные для американской традиции государственного образования, хотя в реальности они никогда не воплощались повсеместно, всегда оставались номинальными целями, которые отстаивали даже политики, наиболее сосредоточенные на достижении экономического роста (например, авторы отчета, подготовленного Комиссией под руководством Маргарет Спеллингс).

Помимо основных умений и навыков для большей части общества и более глубоких знаний для менее значительной его части, образование, нацеленное на экономический рост, должно также обеспечить хотя бы общее знакомство с историческими и экономическими фактами: это нужно тем, кто уже получил элементарное образование и, возможно, станет частью сравнительно малочисленной элиты. Однако необходимо следить за тем, чтобы исторический и экономический нарративы не привели к сколько-нибудь серьезным, критическим размышлениям о классах, расах и гендере и о том, насколько в действительности иностранные инвестиции хороши для сельской бедноты, а также о том, может ли демократия выжить в ситуации абсолютного неравенства доступа к базовым жизненным возможностям.

Таким образом, критическое мышление, вероятно, не будет играть важную роль в образовании, нацеленном на экономический рост; оно не играло такой роли в индийских штатах, где была поставлена именно эта цель (например, в западном штате Гуджарат, хорошо нам известном благодаря сочетанию высоких технологий с шаблонностью мышления и покорностью). Наличие у студентов независимого мнения опасно, когда необходимо получить группу технически обученных, послушных специалистов, которые могли бы воплощать в жизнь планы элиты, стремящейся привлекать иностранные инвестиции и развивать технологии. В этом случае критическое мышление будет лишним. Такая ситуация уже давно характерна для государственных школ штата Гуджарат.

Как я уже сказала, история должна играть ключевую роль. Однако сторонники образования, нацеленного на экономический рост, не захотят изучать историю, если при этом в центре внимания окажутся случаи классового, кастового, гендерного или этнорелигиозного неравенства, поскольку это может побудить студентов к критическому осмыслению настоящего. Кроме того, сторонники такого типа образования не станут всерьез размышлять о росте национализма, о вреде националистических идей, и о том, что развитие технического мастерства порой идет в ущерб развитию нравственности и воображения. Рабиндранат Тагор резко и с пессимизмом рассуждал на эти темы в своей книге «Национализм», составленной из лекций, которые он читал во время Первой мировой войны; однако в сегодняшней Индии об этом не помнят, несмотря на всемирную славу Тагора как лауреата Нобелевской премии[13]. Предлагаемая версия истории будет поэтому представлять стремления государства как великое благо, и прежде всего – стремление к процветанию, а проблемам бедности и глобального контроля не будет уделено достаточного внимания. Повторю: обнаружить реальные примеры такого типа образования совсем не сложно.

вернуться

13

См.: Tagore R. Nationalism. N.Y.: Macmillan, 1917 [см. также рус. пер.: Тагор Р. Национализм / пер. с англ. А. Шклявер. Берлин, 1921; Тагор Р. Национализм / пер. с англ. И.Я. Колубовского, М.И. Тубянского. Пг., 1922. – Примеч. ред.].