Либо тугоухость все же ни при чем, либо у меня резко возросла нечеткость зрения. В воде под ивовыми ветвями, поднимая тучи брызг, барахтался пожилой человек.
Боже! И впрямь Дарвин!
У него была дарвиновская белая борода, бакенбарды и лысина, а за спиной по воде плыли фалды черного фрака. Перевернутая шляпа качалась на волне в нескольких метрах от него, — он попробовал ее ухватить и тут же скрылся с головой. Потом вынырнул, отплевываясь и молотя руками, и шляпу отнесло еще дальше.
— Святые угодники, это же мой наставник, профессор Преддик! — воскликнул Теренс. — Быстрее, разворачиваемся, нет, не туда, в другую сторону! Скорее!
Мы поспешили на помощь — я загребал руками, подгоняя лодку, а Сирил встал передними лапами на жестяную коробку и воззрился вдаль, как Нельсон перед Трафальгаром.
— Стойте! Не задавите профессора! — Теренс бросил весла на дно и перегнулся через борт.
Старик нас не замечал. Фрак надулся пузырем, словно спасательный жилет, но на плаву, очевидно, держал плохо. Профессор исчез в третий раз, только рука упорно и безнадежно тянулась за шляпой. Перевесившись через борт, я принялся шарить под водой.
— Поймал воротник! — возвестил я и тут же вспомнил, что на меня Уордер надевала пристежной. Я поспешно отпустил сорочку, нащупал ворот фрака и подсек добычу.
Голова профессора вынырнула на поверхность, словно кит, и по-китовьи обдала нас фонтаном воды.
— «И тогда, чтоб человек и ангелы однажды увидели его, он с громким воплем всплывет»[7]. Не отпускайте, — велел Теренс, цепляя одну руку профессора Преддика за борт и пытаясь выудить другую. Я как раз упустил воротник, когда профессор изверг свой фонтан, зато, снова погружаясь, он вскинул руку, чем я и воспользовался.
Не представляю, как мы затащили его в лодку. Наше судно чуть не черпнуло воды, Теренс кричал: «Сирил, стой! Нед, назад! Мы утонем! Только не отпускайте!» — но, видимо, багаж сыграл роль балласта и не дал нам перевернуться, хотя Сирил в последнюю минуту решил взглянуть, как идут дела, и здорово качнул посудину.
Наконец я крепко ухватил профессора за руку, а Теренс подобрался к нему с другой стороны, уперся ногой в портплед, чтобы лодка не перевернулась, и взял за вторую руку. Так мы его и перевалили через борт, мокрого и жалкого.
— Профессор Преддик, как вы, сэр? — встревоженно спросил Теренс.
— Вашими стараниями цел и невредим, — ответил тот, выжимая рукав. Черный фрак оказался не фраком, а габардиновой профессорской мантией. — Ваше появление весьма кстати. Моя шляпа!
— Уже выловил. — Теренс разогнулся, доставая головной убор из воды.
Шляпа оказалась не шляпой, а профессорской конфедераткой. С кисточки лило ручьем.
— У меня где-то были одеяла. Доусон скатывал, я помню. — Теренс принялся рыться в груде вещей. — Что вы делали в воде, профессор?
— Тонул.
— И почти преуспели, надо сказать. — Теренс пошарил в жестянке. — Но как вы там очутились? Упали?
— Упал? Упал?! — возмутился профессор. — Меня столкнули!
— Столкнули? — опешил Теренс. — Кто?
— Разумеется, этот негодяй Оверфорс.
— Профессор Оверфорс? — не поверил Теренс. — Зачем бы профессору Оверфорсу толкать вас в реку?
— Общая картина, — провозгласил профессор. — Частности для истории несущественны. Ни доблесть, ни долг, ни верность. Историков должна занимать лишь общая картина. Ха! Антинаучная чушь! Все исторические события обусловлены влиянием сил природы на массы. Обусловлены! Монмутское сражение! Испанская инквизиция! Война Алой и Белой розы! Обусловлены силами природы! И массы! А королева Елизавета? А Коперник? А Ганнибал?
— Полагаю, лучше вам начать с начала, — предложил Теренс.
— Ab initio. Резонно, — согласился профессор Преддик. — Я пришел к реке поразмыслить над трудными местами своей монографии о Саламинской битве в Геродотовом изложении. Думал воспользоваться методом, который, по свидетельству мистера Уолтона, «дает отдых разуму, бодрит дух, гонит прочь тоску и приводит в порядок растрепанные мысли»[8]. Увы, мне было не суждено. Поскольку опрометчиво «piscatur in aqua turbida»[9].
Отлично. Очередной любитель говорить загадками и сыпать цитатами. Да еще на латыни.
— Кто-то из моих студентов, Таттл-второй, если не ошибаюсь, видел здесь у берега белоперого пескаря, когда тренировался к гонке восьмерок. Славный юноша, декламация отвратная, а почерк еще хуже, но в рыбе он дока.
— Вот, помнил же, что укладывал! — Теренс торжествующе взмахнул зеленым шерстяным одеялом. — Возьмите, профессор. Снимайте мокрое и закутывайтесь.