А положение с рукописью такое.
В свое время я отнес ее в LUF, где она была передана Pierre Emmanuel'ю[105], «литер<атурному> директору». У него как раз случилась язва в желудке (хотя это человек совсем молодой), и он уехал из Парижа. Вернулся он с неделю тому назад, «surcharge»[106] всякими запущенными делами. Сегодня я у него был. Он встретил меня какой-то неясной болтовней: с одной стороны — комплименты и восторги по поводу Вашей книги, с другой — толки о том, что у них программа издательства наполнена на годы вперед, что издатель Egloff недоволен количеством взятых рукописей, что он не может «ангажироваться» и т. д. В ходе разговора я что-то о Вашем диалоге сказал, т. е. сослался на какую-то сделанную Вами цитату. Он улыбнулся — «tiens!»[107], — достал из одного из бесчисленных ящиков Вашу рукопись, стал перелистывать — и на добрых четверть часа погрузился в чтение. У меня создалось впечатление, — и едва ли я ошибся, — что он читает рукопись в первый раз и никакого понятия о ней не имеет. Подтверждает мое предположение то, что после этой четверти часа он попросил меня рукопись ему оставить и сказал, что он ее «перечтет», подумает и т. д. На этом мы расстались. Через несколько дней я должен ему телефонировать — он обещал дать ответ.
Вот, дорогой Марк Александрович, полный и точный отчет о Вашем деле. Простите за проволочку, но я тут ни при чем — как не могу принять ответственность и за «рассеянность» или не знаю, как это назвать, Пьера Эмманюэля. В этом издательстве нет lecteur’а[108], он все допреж читает сам, и, по-видимому, читает кое-как, а то и не читает вовсе. Между прочим, в первой части нашей беседы он назвал мне имя издателя Flamenc[109] (кажется, пишется так) и сказал, что, по его мнению, книгу следует предложить ему. Quen pensez vous?[110] — если с LUF’ом так ничего и не выйдет.
Когда Вы уезжаете в Америку и будете ли скоро в Париже? Крепко жму Вашу руку и шлю низкий поклон Татьяне Марковне.
Ваш Г. Адамович
23. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ 24 сентября 1948 г. Ницца Nice
14 av. Fragonard 24/IX-48
Дорогой Марк Александрович
Вы, конечно, сами понимаете, как мне неприятно и неловко просить у Вас денег взаймы.
Не можете ли Вы одолжить мне 2000 fr. до начала будущего месяца? Я перед отъездом в Париж продам кое-какую мебель и отдам без «отсрочек». А сейчас у меня всякие медицинские расходы для сестры, et je suis tres embete[111]. Если бы не крайность, поверьте — я не стал бы просить.
Сегодня часов в 6 вечера я приду в Grande Taverne, где мы были третьего дня. Может быть, Вы там будете? Раньше 6 ч<асов> у них, вероятно, будет закрыто из-за забастовки. Но может быть, и нет, не знаю точно — в газетах насчет cafe ничего нет.
Простите, дорогой Марк Александрович, что еще раз надоедаю Вам.
Ваш Г. Адамович
24. М.А. АЛДАНОВ — Г В. АДАМОВИЧУ 14 января 1949 г. Ницца 14 января 1949
Дорогой Георгий Викторович.
Моя сестра написала нам, что Вы прочли превосходный доклад[112]. Сообщила к слову, что Вы два раза цитировали меня: о «Войне и мире», чему я чрезвычайно рад, и о том, что «Хаджи-Мурат» «последняя прекрасная вещь в русской литературе». Вероятно, моя сестра не совсем правильно передала Ваши слова: я говорил, что это последний великий роман в русской литературе. Я предполагаю (и надеюсь), что Ваш доклад будет полностью напечатан в «Р<усских> новостях»?[113] Если так, то очень прошу либо внести эту «поправку», либо, еще лучше, эту цитату из нашего разговора в статье выпустить. Я уверен, что Иван Алексеевич за себя обиделся бы. А Вы знаете, что он серьезно болен, и я избегаю всячески всего того, что могло бы его волновать: Вам известно, как я его люблю. Да и Вы тоже очень его любите.
Отчего же Вы, несмотря на Ваше обещание, так к нам больше и не зашли! Мы были очень огорчены. Не собираетесь ли опять в Ниццу? Не скажу, чтобы здесь было так хорошо, но я теперь как старый князь Болконский: везде плохо, но уж лучше всего этот уголок в диванной, за пианино[114].
Шлем Вам самый сердечный привет.
Это письмо, конечно, «конфиденциально».
25. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. 21 января 1949 г. Париж
105
Эммануэль (Emmanuel) Пьер (наст. имя Noel Mathieu; 1916–1984) — французский поэт, журналист, общественный деятель.
112
11 января 1949 г. в помещении Российского музыкального общества за границей состоялась устроенная Объединением русских писателей и поэтов публичная лекция Г.В. Адамовича «Перечитывая Толстого и Достоевского».
113
Статья Адамовича с таким названием в «Русских новостях» опубликована не была. Возможно, именно суждения, изложенные в лекции, легли в основу нескольких фрагментов «Комментариев», в частности «Толстой и Достоевский…» и «Перечитываю — в который раз! — Достоевского.», опубликованных много позже в журнале (Адамович Г. Table talk // Новый журнал. 1961. № 66. С. 87–88). Во всяком случае, слова Алданова о «Хаджи-Мурате» Адамович привел именно в «Комментариях», правда, еще позже и в иной версии: «Великая русская литература кончилась на “Хаджи-Мурате’..» (Адамович Г. Оправдание черновиков // Новый журнал. 1965. № 81. С. 79).
114
Речь идет об эпизоде романа Л.Н. Толстого (Война и мир. Т. 3. Ч. 2. III), в котором мучимый бессонницей князь Н.А. Болконский выбирал, где попытаться заснуть: «Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все-таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут» (Толстой Л.Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. М., 1940. Т. 11. С. 109).