— Здесь жуткие москиты, — пожаловался я.
— Правда? Так сейчас же их особо и нет, — ответил Годо немного обиженным тоном: как это я критикую его город. Впрочем, он сидел с футболкой в руках и то и дело охаживал себя по спине, бокам и груди.
Мы поужинали фасолью с рисом и рыбой, обильно сдобренной луком, солью, пальмовым маслом и кинзой. У меня не хватало денег заплатить хозяевам за еду. Мы были вынуждены пользоваться щедростью и так небогатых людей.
Местные разузнали для меня, что следующий пароход до Умайта пройдет через два-три дня. Я расстроился: значит, мы еще застрянем в этом городе. Впрочем, Керен и Шеннон хотя бы отдохнут, и нам помогут со стиркой и готовкой. Еще мы надеялись, что нас посмотрит местный врач.
— Как я пойму, когда ждать корабля? — спросил я.
— A gente vai escutar de longe, seu[15] Daniel ‘Издалека будет слышно, сеньор Даниэл’, — ответили мне загадочно.
Как же они услышат пароход так задолго, что я успею собрать семью и упаковать вещи, да еще и вовремя прибежать на берег и покричать, чтобы пароход причалил? Может быть, все-таки стоило дождаться самолета у нас, а не уплывать?
Керен подозвала меня и сказала, что хочет вернуться и ждать самолета. Она выглядела здоровее, мыслила связно, и я подумал, что можно отправиться обратно наутро. Но в любом случае нам не дали дождаться утра, потому что в два часа ночи меня разбудил Годофреду.
— О recreio já vem, seu Daniel ‘Прогулочная лодка прибывает, сеньор Даниэл’. — Я до сих пор ума не приложу, почему они называли пароход прогулочной лодкой. Я встал было, чтобы начать собирать вещи и разбудить остальных, но Годофреду сказал:
— Расслабься. Еще нескоро подойдет. Давай сначала кофе выпьем.
За кофе я все больше волновался, что мы пропустим пароход и останемся здесь еще на неделю, а то и больше. Но когда мы допили, я услышал снаружи голоса: это, не дожидаясь просьбы, пришли мужчины помочь нам собираться. Они посовещались минут пятнадцать, потом приделали гамаки к шестам; я в это время собирал наши пожитки. Керен и Шеннон снова уложили в гамаки, Сезария взяла на руки Калеба, я взял Кристин, кто-то еще подхватил наши тюки, и мы все пошли гуськом во влажную темноту, по направлению к пристани — через тучи мошкары, освещая путь керосиновой лампой и парой фонариков. В городе не горело ни огонька. Но когда мы подошли к берегу, вдалеке, словно космический корабль, возник пароход; луч его прожектора сновал по берегам и речной глади, ища плавучие бревна, которые могут пропороть его дощатую обшивку, измеряя расстояние до берегов, выискивая смертельно опасные для него каменистые банки. Мы стали осторожно спускаться в темноте к мосткам, силясь хоть что-нибудь разглядеть при свете фонарика. Вдруг я услышал, как кто-то из мужчин оступился и покатился кубарем по ступенькам. Это был носильщик, который держал сзади шест с гамаком Керен. Но как только он упал, шест подхватил другой, так что Керен, похоже, и не заметила.
Мы помигали кораблю фонариками, чтобы к нам подошли. Он подплывал из черноты беззвездной, безлунной ночи, двадцать пять метров в длину и семь — в высоту; прожектор остановился на нас и смерил нас лучом — крошечных жалких землян на марсианском берегу.