– Это не твой за…. Я этим займусь.
– Очень, конечно, благородно с твоей стороны, – начал ёрничать я. – Только не припоминаю, чтобы ты проявил себя как крутой smm-щик.
– Мне за просто х…! – с пугающим философским спокойствием ответил Джонни. – Понимаешь, им надо не дать забыть, почему они по тебе скорбят. Скорбящих легко отвлечь. Завтра кого-нибудь молодого и многообещающего очередной намус-гейрятник[17] уе…т, и все побегут скорбеть туда. Нам нужны лояльные скорбящие.
– Это Ниязи тебя науськал?
– Нет, это я сам, – не без гордости ответил Джонни.
– Ладно, делайте что хотите, – устало сказал я. Столько всего навалилось на меня и тащило за собой в водоворот хаоса и непонятно что означающих перемен, что я предпочёл расслабиться и не дёргаться лишний раз, пока не почувствую какую-нибудь реальную угрозу.
– Дай мне свой пароль.
«Li02fe04Is1Fo9rL9os2ers», написал я на клочке бумаги. Джонни, увидев это, повертел пальцем у виска:
– Чувак, у тебя паранойя.
– Привычка, – буркнул я. – Знал бы ты, как легко взломать странички доверчивых людишек. Сам взламывал неоднократно.
– Кого? И чё за х…я там была?
– Да, тупость всякая, – воспоминания омрачили мою душу. – Но общение кое с кем пришлось прервать навсегда.
В тот день меня никто не побеспокоил по поводу работы. Это было приятно. Ко мне пришла Сайка, принесла очередную партию печенья (такого же, как в прошлый раз, наверное, она ещё не научилась печь другое). Призрак угомонился, уж не знаю, что там говорил ей Бахрам, превратившийся во что-то вроде интерьерного украшения, этакий Будда, сидящий в центре нашей гостиной. До самого прихода Зарифы (она работала сверхурочно) мы с Сайкой самозабвенно писали песню. С возвращением сестры покою пришёл конец.
– Нет, ты представляешь? – заговорила она с порога. – Со мной на улице один… один… мужчина познакомился!
– Что за мужчина? Как ему это удалось вообще? – изумился я. На улице проще познакомиться с деревянной фигурой повара у входа в ресторан, чем с моей сестрицей.
– А он хитро сделал. Спросил у меня дорогу, а потом, когда я один раз ему ответила, дальше не отвечать и игнорировать его было бы уже глупо, понимаешь?
– Действительно, хитро.
– Ну, и что? – с наивным любопытством спросила Сайка. – Хороший?
Зарифа мефистофелевски захохотала:
– О да. Ты же знаешь, у нас хорошие мужчины прямо на улицах встречаются! Целые стада их! Тучные стада! Кстати, о тучности. Если с его живота содрать кожу, из неё можно будет сделать пять шаманских бубнов! И знаете, что он мне о себе рассказал? Он закончил хореографическое училище!
– Так это он после выпуска на радостях так разожрался?
– И знаете, что он ещё сказал?! – не обращая на меня внимания, в состоянии, близком к истерике, взвизгнула Зарифа. – Спросил, сколько мне лет. И когда я ответила, он сказал, что мне «уже пора»! Уже пора!!! Представляете, какой хам?! Кто он такой, чтобы решать вообще, пора мне или не пора!
– Никто, – с готовностью согласился я. – Не переживай, он со своим пузом никому не нужен, поэтому и сказал, что пора, чтобы запугать тебя.
– Нет, представляешь, пора мне! Решает он! – Зарифа бегала по всей квартире, разбрасывая вещи – сумку – на диван, босоножки – под кухонный стол. – Да я, может, вообще замуж не собираюсь! Я, может быть, карьеру делаю! Я, может быть, детей вообще ненавижу!
– Конечно, ненавидишь, – примирительным тоном сказал я. – Не нервничай.
– А этот чего тут расселся, как у себя в Тибете?! – Зарифа решила обрушить свой гнев на мирного, ничего не подозревавшего Бахрама, застрявшего на астральных переговорах. Она схватила его за плечи и начала неистово трясти.
– Ну, хватит. – Я мягко взял её за руки и увёл в кухню. Пара чашек чая с горой печенья привели её в чувство. Где-то на шестом печенье Зарифа хмуро спросила:
– Он так ничего и не ел?
– Почему тебя, собственно, заботит его питание? – спросил я. – Мне гораздо интереснее, как он обходится без туалета. Чёрт, я тоже хочу так уметь. Может, он возьмёт меня к себе в ученики?
– Если он вообще ещё живой, – боязливо заметила Сайка.
– Конечно, живой, – сказала Зарифа с раздражением. – Он тёплый и дышит. – Она одним махом опрокинула в себя остатки чая, как будто стопку водки выпила.
– Пойду отдохну, – туманно произнесла она и улеглась на диване в гостиной. Наверное, вид спокойно медитирующего Бахрама действительно мог поспособствовать отдохновению.
17
Намус-гейрятник – фанатичный защитник семейной чести; тот, кто, например, может зарезать свою сестру за то, что она с женихом за руки подержалась.