Утром воскресенья моё любопытство взяло верх над ленью, поэтому в половине десятого я занял наблюдательный пост у дёнярной, располагавшейся напротив сада Ахундова, чтобы поглядеть, скольким людям больше делать нечего, кроме как отправиться на мою могилу. Вскоре я пожалел, что не устроился с противоположной стороны улицы, у цветочного магазина, потому что запах жареного мяса чуть не свёл меня с ума. После недолгого сопротивления я всё же взял себе один дёняр с двойным мясом и жадно вцепился в него зубами. От блаженства я чуть не забыл, зачем вообще сюда пришёл, но тут подъехал непохожий на остальные автобус, притормозил поодаль от автобусной остановки, раздвинул двери и изрыгнул из себя Ниязи. Мне не хотелось, чтобы он меня увидел, поэтому я постарался прикинуться обычным мужиком, стоящим у точки быстрого питания. Ниязи подошёл к небольшой группе людей, произнёс перед ними краткую речь, взмахивая руками чуть ли не выше головы, как будто совершая ритуал управления погодой. Похоже, они пришли к какому-то соглашению. Постепенно группа разрасталась, подходили новые люди. В основном это была, конечно, молодёжь. Многие были одеты в футболки с черепами и прочей чепухой, а некоторые даже надели майки с логотипом нашей группы. Я вдруг понял, что улыбаюсь, и тут же согнал эту умильную улыбочку с лица, ибо не пристало. Мне, как любому серьёзному творцу, положено быть суровым, печальным и загадочным. Дёняр закончился, я облизал пальцы и выбросил кулёк в урну. Впрочем, налетевший ветер тут же подцепил его и понёс в сторону собравшейся компании. Затаив дыхание от восторга, я наблюдал, как в хаотичном на первый взгляд полёте он неумолимо приближался к зазевавшемуся Ниязи, и – шмяк! – прилепился с разгона к его голове. Ниязи дёрнулся и принялся яростно шевелить губами – отсюда мне не было слышно, но, судя по всему, он выяснял отношения с кульком, а может быть, с бакинским ветром.
А народ всё прибывал. С неприятным изумлением (почему меня никто не поставил в известность?!) я увидел нашу группу: и несчастную Сайку в простой чёрной майке и старых джинсах, но всё равно притягивающую к себе восхищённые и завистливые взгляды, и представительного Мику, нацепившего на себя чёрный костюм, невзирая на жару, и, как обычно, злобного и неопрятного Джонни, и Эмиля, брезгливое выражение лица которого кричало всем о том, что он предпочёл бы в это время находиться в любом другом месте. Когда все они влезли в автобус, я почувствовал себя брошенным и никому не нужным, хотя и понимал, что именно из-за меня и моих выкрутасов они все собрались. Ниязи, действуя, как профессиональный погонщик мелкого рогатого скота, живо загнал всех в автобус, который тут же снялся с места и тяжело пополз вверх по дороге.
Мне ничего не оставалось, кроме как грустно побрести обратно домой. Неприятное чувство – когда твою судьбу вершат другие вместо тебя. Я вроде как был тут звездой, но на самом деле звездой был Ниязи. Так всегда и происходило в моей жизни – сиял я, но светилом объявляли кого угодно, только не меня.
Размышляя об этой несправедливости, к концу пути я совсем озлобился, поэтому, увидев, что дядя Рауф начинил крысами очередной ящик, сбил с него крышку, даже не проверив, не следит ли кто за мной. И тотчас же поплатился за свою беспечность. В этот воскресный день почти все соседи были дома, и одна из трёх безобразных сестёр, что жили напротив нас (мы с Зарифой между собой называли их эриниями), как раз проветривала в окне своё красное потное лицо.
– На этого посмотрите! – заверещала она. – Посмотрите, чего сделал! Ах ты ограш![23]
Окна начали расцветать любопытными физиономиями. Мне бы сбежать и запереться у себя в квартире, но, стоя там, в сырой яме итальянского двора, окружённый со всех сторон пожирающими меня глазами зрителями, я почувствовал себя гладиатором на арене и, естественно, рассвирепел. Что ж, я готов. Налетайте на меня с проклятьями и упрёками, и я докажу каждому из вас, что вы собой представляете, если желаете живым существам такой вот смерти.
– К кому это вы обращаетесь? – громогласно поинтересовался я, следуя древнему, как сама речь, протоколу скандалов: сначала уточнить – «Сударь, это вы со мной разговариваете?» (или, если нет сомнений, что обращаются именно к вам, то «Как-как вы меня назвали?»).
– К тебе, тут кто-то другой есть?! – ответила соседка. Из трёх эриний она была, очевидно, Алекто – Непрощающей.
– Что я вам сделал? – продолжал я придуриваться, тем самым всё больше разжигая бушующее в этой злобной тётке пламя ненависти ко всему тёплому и пушистому.