– Ты скучала по мне?
Ответ сразу срывается с губ, я говорю правду:
– Каждый день.
Она оглядывается через плечо и улыбается. Я улыбаюсь в ответ. Это странный и радостный момент: словно лучик света пробился сквозь темное грозовое небо. Грустно думать, сколько ее улыбок я пропустила.
Подхожу ближе, чтобы утешить сестру, положить руку на плечо, но не делаю этого: она кажется совсем чужой. Я хочу узнать ее заново. Понять.
– Что с тобой случилось, Оливия?
Она отворачивается. Повисает тишина. Я собираюсь повторить вопрос, но она проскальзывает мимо меня к туалетному столику и берет свечу.
– Нам нужно о многом поговорить. – Она вздыхает, переворачивает свечу и рассматривает этикетку. – Срок горения. Крем-брюле[14]. Господи, это божественно. Мы должны пойти в ресторан и заказать крем-брюле. Ты его когда-нибудь пробовала?
– Да, пробовала, но…
– Мне не терпится попробовать. Куда пойдем? Когда?
– Оливия…
– Как насчет этих выходных?
– Нет.
Ее улыбка исчезает, и я чувствую укол вины за то, что не поддерживаю эту игру в притворство.
– Пожалуйста, перестань вести себя как ни в чем не бывало.
Ее взгляд каменеет. Она ставит свечу на столик:
– Разве ты не рада, что я дома?
– Да. Конечно, рада.
– Значит, мы можем просто радоваться, что я наконец здесь, с тобой? – Она так умоляюще смотрит огромными голубыми глазами, что я почти готова сдаться и отложить расспросы. Но если я это сделаю, меня разорвет изнутри.
– Почему ты не разрешаешь маме и папе позвонить в полицию?
– А какая от них польза? За шестнадцать лет они так и не нашли меня. Что они могут сейчас?
Она злится, и я чувствую облегчение: уж лучше злость, чем притворство и бред о нормальной жизни. По крайней мере, честно.
– Они найдут твоего похитителя и не позволят ему это повторить.
Она качает головой:
– Я просто хочу, чтобы всё стало как раньше. Не хочу заново переживать то, что произошло. Просто хочу быть… нормальной. – Она встречается со мной взглядом. – Как ты.
Я чувствую укол вины из-за того, что не могу вернуться в прошлое и поменяться с ней местами. Не могу отдать ей все украденные годы. Но я отказываюсь быть такой же бесполезной, как в ту ночь.
– Оливия, если мы вызовем полицию, он никогда больше не причинит тебе вреда. Мы…
– Нет, – стальным голосом возражает она. – Я сказала: нет.
Я делаю глубокий вдох, набираясь терпения:
– Что с тобой случилось? Кто он?
Она сглатывает комок в горле, снова отводит глаза и ежится, словно прячется в его рубашке:
– Не хочу о нем говорить.
Повисает напряженное молчание. Через несколько месяцев после исчезновения Оливии полиция выдвинула версию побега. Что мужчина в маске и парень в автобусе – один и тот же человек. Что они с Оливией встречались. Он старше ее. Они влюбились друг в друга, и она уехала с ним. Поэтому никто, даже Флоренс, ничего не знал о Парне В Автобусе. Полицейские утверждали, что похищение инсценировано ради меня. Я не верила в это ни секунды. Как и все, кто знал Оливию.
Наша семья любила ее, и Оливия не бросила бы нас ради неизвестно кого. Но теперь, видя ее нежелание привлекать полицейских, я задумываюсь: может, они были правы.
– Это тот самый парень?
Она вскидывает голову:
– Какой парень?
– Парень В Автобусе. Который подарил тебе дневник.
Она хмурится.
– Дневник? – напираю я. – Зеленый с золотой пчелкой. Он исчез той ночью вместе с тобой.
Она непонимающе смотрит в ответ.
– Разве ты не помнишь? – Вопрос не должен звучать как обвинение, но почему-то именно так и выходит. Хотя я не понимаю, в чем я ее обвиняю.
Оливия прищуривается:
– Наверное, ты что-то путаешь.
Полицейские годами твердили мне то же самое. Что подробности, которые я им рассказала, недостоверны. Несмотря на данные показания, мне снова и снова задавали одни и те же вопросы с бесполезной настойчивостью человека, который раз за разом возвращается к пустому холодильнику в надежде открыть и обнаружить его полным.
– Я не путаю.
Мы пристально смотрим друг на друга, и она понимает: я не собираюсь оставлять всё как есть. Не могу.
– Вообще-то ты права… – решается она, как будто воспоминание только что выскочило наружу, как чертик из табакерки. – Там была золотая пчелка, верно? Тот мальчик, который подарил его, кажется, был в меня влюблен.
Вранье. Ничего она не помнит – просто повторяет за мной.
Она ковыряет свои аккуратные ногти, и что-то не дает мне покоя. Какая-то мелочь. И тут я вижу проблеск розового лака. Розовый лак… Какой похититель позволит жертве красить ногти? Она ловит мой взгляд: