Не только моей матери свойственно сначала оценить последствия, а потом решить, насколько виноват злоумышленник. Мы все так делаем.
Рассмотрим следующий сценарий[32]. Босс компании взвешивает все «за» и «против» старта новой программы. Его советники говорят, что этот проект увеличит прибыль, но при этом может ухудшить экологическую ситуацию. Босс размышляет над этим, попыхивая своей сигарой, а затем произносит: «Мне до лампочки, что будет с экологией. Все, чего я хочу, – делать как можно больше денег. Начинайте проект». Его подчиненные удаляются, исполняют его решение, приносят прибыль компании и наносят вред экологии. Вопрос не в том, был ли проект допустимым, а в том, умышленно ли босс навредил экологии. Выслушав похожую историю, подавляющее большинство людей ответили на этот вопрос положительно.
Теперь рассмотрим немного другой сценарий. Тот же босс рассматривает другую схему. Ему сообщают, что проект принесет деньги, но также поможет экологии. Он заявляет то же, что и в первом случае: «Мне до лампочки, что будет с экологией. Все, чего я хочу, – делать как можно больше денег. Начинайте проект». Программа вводится в действие, приносит прибыль и улучшает экологическую ситуацию. Принес ли босс пользу экологии сознательно? Большинство людей дадут отрицательный ответ на этот вопрос.
Когда кто-то виноват, мы склонны преувеличивать масштаб преступления
Чем губительнее нам представляется содеянное, тем больше мы склонны винить того, кто это совершил. А может ли это работать в обратном направлении? Если нам точно известно, что кто-то совершил проступок сознательно, станем ли мы оценивать нанесенный им ущерб иначе, чем в случае непреднамеренного инцидента? Если бы мамаша увидела, как ее маленькое золотце нарочно пачкает пол краской, показалось бы ей, что пятна отчищать будет труднее, чем в случае, если бы золотце смогло доказать свою невиновность? Исследователи почти с уверенностью могут сказать, что да – показалось бы.
В ходе одного эксперимента[33] добровольцы читали короткий рассказ о человеке по имени Фрэнк, который, пообедав в приятном ресторане, ушел не заплатив. Некоторые из участников прочли о том, что Фрэнк удрал со всех ног и что он частенько не платил по счетам, когда мог этого избежать. Другие же прочитали о том, что Фрэнку позвонили по телефону и сообщили, что его дочь попала в аварию и тяжело пострадала. В состоянии шока Фрэнк немедленно покинул ресторан, совершенно забыв заплатить по счету.
Неделей позже добровольцев спросили об этой истории. Неудивительно, что те, кто читал, как Фрэнк с удовольствием уклонялся от уплаты по счету, полагали, что он заслуживает серьезного порицания. Но они также запамятовали размер счета, увеличив его на 10 %. Похоже, что адвокатский мозг не только использует сомнительные доводы, чтобы выиграть дело. Он также водит дружбу с полицейским, который подделывает улики.
Когда случается настоящая беда, нам нужно найти виноватого, даже если им будет сама жертва
В мае 2010 года иранский аятолла{12} Казем Седики стал знаменитым на весь мир, заявив, что распутство женщин порождает землетрясения. Чуть раньше в том же году известный американский телепроповедник Пэт Робертсон заявил, что страшное землетрясение на Гаити стало наказанием этой стране за «сделку с дьяволом». Такие заявления представляют собой крайнее проявление эффекта[34], характерного для всех нас[35].
Мир несправедлив, и жить в нем трудно. С ранних лет нас учат, что любые действия имеют последствия. Если мы будем усердно работать и поступать хорошо, то жизнь нас наградит, а если не будем, тогда и награды не будет. А если все зависит от случайности и все происходящее оказывается для нас лотереей? Тогда не лучше бы нам оставаться в кровати на весь день?
Но если мир справедлив, как нам объяснить все ужасные вещи, которые происходят в жизни, что бы это ни было – автомобильная авария, потеря работы или грабеж? А как быть с болезнью? Большинство людей говорят, что болезнь – это несчастье; они испытывают сострадание к тем, кому выпадает такая доля, и чем больше страданий, тем сильнее мы переживаем за жертву. Однако если бы мир был справедлив, то самые отвратительные болезни должны были бы поражать самых неприятных людей. Если в нас живет инстинктивная вера в справедливый мир, тогда мы должны были бы сомневаться в достоинствах людей с самыми тяжелыми болезнями, подобно Седики и Робертсону, которые обвинили жертв землетрясения.