В воскресенье они с бабой Клашей пошли на богомолье в Михайло-Архангельскую церковь.
После обедни в храм пришли желающие жить в богадельне. Примут ли их, зависело от священника, старосты и прихожан. Старушки вышли перед прихожанами, низко поклонились «всему миру» в ноги, высказали свою просьбу. Отказать им было невозможно: все знали их бедность.
Африкан порадовался за михайловскую бабушку: теперь у неё будет крыша над головой, питаться она станет не случайными подаяниями, а главное – ей найдётся дело. Он знал: келейницы оказывали помощь прихожанам из дальних деревень: готовили им пищу.
– Хорошо ей будет здесь, безродной, – начала бабушка Клаша. – Зимой не замёрзнет, келейницы приглашают «на помочь», прихожане заготавливают дрова на год вперёд. Не насидится голодом. Сборы у них бывают три раза в год: на Пасху – яйцами, пирогами, в Петровки – сметаной, яйцами, печёным хлебом, осенью – зерновым хлебом: рожью, овсом, ячменём. Это не нищие. И заметил, наверное, там не одна наша бабушка[9].
Африкану почему-то показалось, что михайловская бабушка поспешила покинуть Семигородний Успенский монастырь, чтобы не пропустить приём в богадельню.
Ему было стыдно, что он тогда обиделся и молчал.
«Всё равно бабушки – это самые лучшие люди, они не кричат, всё у них тихо, серьёзно, по голове погладят, слезу незаметно вытрут, они понимающие… – успокаивал себя Африкан. – Вот и баба Клаша заботится обо мне, поняла, что я очень хочу учиться…» Его раздумья нарушил свист, оглушительный, наглый свист. Он раздался совсем рядом, значит, кто-то за ним шёл, свистнул и трусливо спрятался. Африкан продолжал идти, как шёл, быстро, уверенно. Он ещё издали заметил сгорбленную фигуру отставного солдата Василия.
– Жду, жду тебя, дорогой, давно жду, – начал Василий.
Африкану нравилось, что Василий всё объясняет, хвалит, что он смышлёный, схватывает всё на лету.
Африкан научился читать, писать, оба с Василием сожалели, что книг у них очень мало.
– Ну ничего, скоро мне дадут пенсию, тогда заживём! – мечтательно говорил Василий.
Ждали долго – не дождались.
– Ничего, Африкан, будем трудиться руками.
Василий показал на свою обувь:
– Эти чуни я сшил себе сам.
Африкан, привыкший ходить босиком или в лаптях, удивился:
– Сам?!
– И тебе сошьём. А ещё сошьём тебе брюки.
– А это что? Портки?
– Ну да, правильно понял, только хорошие штаны называют брюками.
Африкану казалось, что это сон, сказка. Когда-то бабушка Клаша рассказывала сказку о скатерти-самобранке, о волшебной рыбке.
Теперь рассказчиком был Василий. Верить или не верить?
Что-то менялось в его жизни, было радостно и страшно: вдруг всё пойдёт по-новому?
А потом он шёл к Василию, и всё было так, как он говорил.
Но вот однажды на том самом месте, где когда-то его оглушили диким свистом, встал посреди дороги Васька-сосед, кривляясь, пробубнил:
– Аз, буки, веди, все девки б…, глагол, добро, еси, хлебца принеси.
Васька улыбался ехидно, кривлялся, дразнил его, Африкана. Значит, подкарауливал, подслушивал, провожал его до избы отставного солдата.
Африкан подпрыгнул (Васька был выше его ростом), размахнулся и со всей силой ударил обидчика в нос. Васька с воплями побежал к отцу.
А ему, Африкану, очень хотелось смыть Васькины сопли с рук, успокоиться: не мог же он, такой взъерошенный, прийти на урок к Василию, жаловаться на постоянные насмешки, оскорбления. Сегодня Васька оскорбил его учителя, дорогого ему человека.
А Василий всё видел. Он встретил Африкана с ковшом в руках:
– Вымоем руки, будем мерить обновку. Давай-ка, дружок, снимай свой мундир.
Африкан послушно стянул своё тряпьё, надел то, что держал в руках Василий.
От волнения даже забыл, как называются хорошие штаны.
А Василий протягивал ему ещё и пиджачок.
– Вроде ладно, не мало и не велико.
– А вот рубашку пока не из чего сшить. Есть друзья у меня в Шилыкове, в Анисимовской. Они пришли раньше со службы, пенсию получают. Помогут.
Первой увидела Африкана жена дяди Александра:
– Ой, какой баской[10], а я и не узнала сразу, думаю, кто-то новый приехал в деревню. Теперь не стыдно и жениться.
– До женитьбы, конечно, ещё долго, а к горюну надо обязательно успеть сходить, пока наряд впору.
И что такое они говорят, Африкан не понимал, просто ему было хорошо и удобно в этой одежде.
А когда возвращался домой, даже хотелось встретиться с Васькой, пройти мимо него, засмеяться, сплюнуть и выругаться.