Американскую делегацию возглавлял полковник Ховз, но он ответил, что до прибытия Президента Вильсона ничего сказать не может и не будет обсуждать ничего.
И вот наступил день открытия конференции. Делегаты 27 стран собрались в Версальском дворце. Немцев и представителей держав — союзников Германии планировали пригласить позже, когда державы-победительницы выработают согласованные требования к побежденным. Залы дворца французских королей были полны самой разнообразной публикой: политики, дипломаты, генералы, причем, последние отличались тем, что чем меньше было их государство и чем меньшую роль оно играло во внешней политике, тем больше было на них золота эполет, звезд и орденов.
Премеьр Жорж Клемансо, на правах хозяина места проведения, открыл конференцию. В его речи не прозвучало ни слова о России — такой страны уже не было. Впрочем, это было только приветствие странам-участницам. Я осмотрелся и не увидел Сазонова с его делегацией в зале, возможно, им уже сказали о неуместности присутствия на пире победителей, хорошо еще, если бы потом не ввели вместе с побежденными.
На второй или третий день Ллойд Джордж все же упомянул о русских делах. Он долго распространялся о генерале Харькове, ведущем успешные бои против большевиков, не зная, что Харьков — это название города[54]. Он подтвердил свое нежелание помогать Белым армиям и, тем более, посылать войска союзников. Ему вторил лорд Бальфур: "войска устали, нас не поймут, если мы снова пошлем наших солдат за реформы в стране, не являющейся больше нашим союзником" Вот так: "реформы" и "бывший союзник". При обсуждении "русского вопроса" Клемансо солидаризировался с британским премьером. Представитель Японии сказал, что не против оказать помощь, но за крупные территориальные уступки со стороны России. Это заявление вызвало напряжение со стороны американского президента Вильсона, который все же выразил мнение отложить решение до более глубокого изучения русского вопроса. Вот так и прошла неделя, а как-то утром, открыв газету, у меня помутилось в глазах — в Петропавловской крепости вместе с двумя князьями императорской крови расстреляны мои братья: Николай, историк и литератор и Георгий, ученый-нумизмат. Все, больше живых Романовых в России не осталось. Самое ужасное, что после обеда сегодня у меня выступление перед депутатами. Отказаться? Но тогда высока вероятность, что мне просто больше не дадут слова. Нет, я все скажу эти зажравшимся "союзникам" разжиревшим на русской крови.
Ровно в назначенное время я поднялся на трибуну. Все, что было заготовлено и выучено, вдруг вылетело из головы. Наступило какое-то чувство бесшабашной легкости, с которым легко идти в бой и умирать. Я им рассказал о тяжелой борьбе, которую ведут добровольцы, против численно превосходящего противника, располагающего крупными материальными военными запасами. Про то, что такое большевизм, почему тысячи рабочих и крестьян вдруг последовали за Лениным и Троцким. Почему не исключена такая же перспектива для Европы, тем более, что большевики своим лозунгом приняли мировую революцию и старательно раздувают мировой пожар. О том, что жертвой этого пожара и пала кайзеровская Германия, а вовсе не из-за военного гения союзных маршалов и генералов.
Я напомнил о том, что Россия выручала своих союзников и проливала за них кровь своих детей, а сепаратный мир подписали не добровольцы белых армий, а большевики, по сути, обманув кайзера, дав ему что-то, чтобы потом отнять все.
Напомнил о предательстве по отношению к бывшему императору, которого отдали с семьей на растерзание, напомнил о судьбе расстрелянных и замученных Романовых, упомянув и о четырех последних из них, убитых уже во время конференции.
Я попросил помощи, если не союзными войсками, то не нужным им теперь оружием и снаряжением. Этой мелочью вы спасете своих детей, воззвал я к присутствующим, и спасете свою цивилизацию.
Моя речь была выслушана в абсолютном молчании и в таком же молчании я спустился с трибуны и вышел из зала. Никаких рукоплесканий и криков одобрения не было, только гробовое молчание[55].
В этот вечер я напился. Мне больше нечего было делать в Европе, я возвращаюсь в Россию. Разве что послушаю завтра выступление американского президента Вудро Вильсона (как его называли газеты, "голубя мира", инициатора и идейного вдохновителя парижской конференции).
Вильсон не сказал ничего нового, сказал, что русский вопрос весьма сложен и выходит за рамки конференции, а завтра он уезжает в САСШ. Конференция продлится еще месяц, не менее, но это будет всего лишь говорильня. В перерывах ко мне подходили разные господа, преимущественно, военные, жали руку и говорили, что если бы это от них зависело, они направили бы армию в Россию, но все зависит от политиков, война закончилась, генералы должны знать свое место.
55
На самом деле в нашей реальности речи не было, все что произойдет дальше — вымысел автора.