Выбрать главу
И разбудят царицу мою, Воззовут от могильных ночей    Чаровницу мою. Я глубоко тоску затаю, Я не выдам печали моей.
9 ноября 1894
94
Давно уж я покинул Сину, Столицу королевства Рэй, Но помню странную картину, Красу дворцовых галерей;
Толпу торжественного бала Она делила пополам, Господ в мундиры наряжала, И обнажала милых дам.
Кружились господа и дамы. Пажи нагие у колонн Смотрели пристально на шрамы У высеченных дев и жен.
Направо, теша королеву, Ведущую на четках счет, Пажи наказывали деву Двумя лозами впереплет.
Налево, пред инфантой юной, В весельи после семи чаш Перебиравшей лютни струны, Совокуплялся с дамой паж.
А в глубине к столбу прикован, С презреньем озирая бал, Кнутами весь исполосован, Казнимый мученик стоял.
24 февраля 1895
95
На улице пылью запахло. Мне больно и сладко вздохнуть. Зимою мучительно чахла Моя утомленная грудь,
В ней сердце так больно сжималось, Я думал: «Не надо мне жить!» И горько душа порывалась Ненужные дни погубить.
Дыхание улицы пыльной Мне снова пророчит весну, И, может быть, грудью бессильной Я скоро без боли вздохну.
20 марта 1895
96 [31]
………………………………………………………………… Свистали, как бичи, стихи сатиры хлесткой, Блистая красотой, язвительной и жесткой. ………………………………………………………………… Цензурой оскоплен нескромный мой роман, И весь он покраснел от карандашных ран. Быть может, кто-нибудь работою доволен, Но я, — я раздражен, бессильной злостью болен, И даже сам роман, утратив бодрый дух, Стал бледен и угрюм, как мстительный евнух. ………………………………………………………………… И, бледный декадент, всхожу я на ступени, Где странно предо мной зазыблилися тени, Таинственным речам внимаю чутко я, И тихих сумерек полна душа моя. Смеясь моей мечте жестоко и злорадно, Мне люди говорят, что тайна неразгадана, Что мистицизм нелеп, что путь науки строг, Что смертен человек, и что развенчан Бог.
24 марта 1895
97
Так жизнь пуста, так грезы ярки! Над бездной радуга горит, И вечный свод небесной арки Глаза и душу веселит.
А под богатством зыбких красок Зияет в бездне вещий мрак, И говорит мне кто-то грозно, Что жизнь направлена не так.
16 апреля 1895
98
Больной, угрюмый человек, Зачем глядишь ты на детей? Зачем ты отравляешь их Безумной мрачностью своей?
Им радость жизни суждена, Им любы птички и цветки, И не под силу их плечам Мертвящий гнет мирской тоски.
8 июня 1895
99
Верьте, люди, если скажут, Что безумно я живу, И с моим названьем свяжут Безобразную молву.
Дерзок я, нигде предела Не нашел мой произвол. В рай мечта моя взлетела, В ад я сам ее низвел.
Сладким светом горних кущей Наслаждаться не хочу. Я к тоске, меня зовущей, В бездну адскую лечу.
27 июня 1895
100
Утомленный горячими ласками Обнаженных наложниц и жен, И куреньем восточным и сказками В сладострастный покой погружен, На подушках роскошного ложа Неподвижен и мрачен владыка, И у ног его трепетно лежа, Не поймут омраченного лика.
Но внезапно улыбкой жестокою Отвечая внезапной мечте, Он встает пред женой черноокою, Несравненной в своей наготе, И на землю ее повергает ударом, И бичует румяную кожу. А потом, в утешение карам, Вознесут к господинову ложу.
25 июля 1895
101
Путь лежит по каменцу. Ноги в кровь изрезал я. Но не близок я к концу. Все со мной печаль моя.
23 августа 1895
102
Ненавижу снова женщин и обманы,     Стены и туманы.
Все и мне враждебно: пасмурные домы,     Улиц переломы.
Ненавистна правда глупая людская,     И неправда злая.
Стану утешаться данным мне жестоко     Виденьем пророка.
30 октября 1895
103
Воздвигнет мне царство Живая мечта, — Там с радостью мука Чудесно слита. Нагой красотою Украшу мой двор. Пажей наготою Насыщу мой взор. И дев обнаженных Светла красота, И радостна сердцу Моя нагота. Веселые пляски, И смех, и вино, И всем мое ложе Доступно равно. Когда же устану Я петь и плясать, Неловких велю я Схватить и связать, И сечь прикажу я, Чтоб тешить мой гнев, Пажей обнаженных И трепетных дев. И слаще свирели Обрадует крик, Пронзителен, звонок, Нестроен и дик. Но, так же, как радость, И муки любя, Мучительно высечь Велю и себя. Мне радостна будет Жестокая боль, — Скрещенье жестоких, Разнузданных воль.
6 декабря 1895
104
Если б я могла, как платье, Плоть мою переменять, То отбросить это тело, То войти в него опять, —
Я умчалась бы далёко, И в путях добра и зла Много жизней разновидных Променяла б и сожгла.
Испытала бы утехи, И страдания, и грех, И безумных пыток стоны, И беспечно-звонкий смех.
вернуться

31

Свистали, как бичи, стихи сатиры хлесткой… —Речь идет о первом романе Сологуба «Тяжелые сны» (впервые: Северный вестник. 1895. № 7–12; отд. изд. — 1896). Сатирические стихотворения за 1895–1896 гг., направленные против романа, не обнаружены. По-видимому, в мартовском стихотворении (т. е. еще до журнальной публикации романа) Сологуб пытался сделать прогноз на будущее «Тяжелых снов» в критике; прогноз вполне подтвердился. Его произведение осуждалось за «проповедь разврата и преступления» (Русский вестник. 1896. Сентябрь. С. 248); в обзорах и рецензиях о романе писали в резком, уничижительном тоне: «В появившемся начале „Тяжелых снов“ перед читателем проходит Бедлам, пациенты которого страдают самым отвратительным видом нервного расстройства — эротоманией» (Книжки Недели. 1895. Август. С. 233); «декадентский бред, перепутанный с грубым, преувеличенным и пессимистическим натурализмом» (Русская мысль. 1895. Декабрь. С. 637); «Курьезное литературное произведение, простая беспочвенная выдумка» (Русский вестник. 1896. Сентябрь. С. 248); «бессмысленно-кровавый роман» (Новое слово. 1896. № 1. Октябрь. С. 105). Цензурой оскоплен нескромный мой роман… —При журнальной публикации в текст романа были внесены изменения редакторами и самим автором под давлением цензуры. В ноябре 1895 г. Сологуб писал Л. Я. Гуревич: «В начале месяца я слышал от А<кима> Л <ьвовича>, что он намерен вынуть из последней части романа все „слова“, вредные в цензурном отношении, но так, что от этого роман „нисколько“ не пострадает в художественном отношении. О том, что будут вынуты целые страницы, притом такие, которые в прошлом году А<ким> Л<ьвович> признавал в числе главных в романе, мне „никогда“ не было раньше сказано. <…> В письме Вашем Вы изволили объяснить мне, что напечатали бы это место, если бы „жили при совершенно иных условиях“ (напр<имер>, — я так объясняю себе, — при ином цензурном уставе и при ином правительстве)…» ( Сологуб Ф.Переписка с Л. Я. Гуревич и А. Л. Волынским / Публикация И. Г. Ямпольского // Ежегодник на 1972 год.С. 118).