Непрошенные увещевания всегда кто-нибудь готов подслушать. Поддержать или опровергнуть. Например, местный режиссер, всеобщий приятель, добрый жук, который подойдет и, похлопывая по плечу, проинструктирует патетически: «Равняйся на капитанов дальнего плавания. Перед заразами не расшаркиваемся, роли и рояли двигаем одной рукой. Верижка – не варежка, греть не умеет. Кстати, ты в курсе, что означает кацо по-итальянски?»
Друг Кислицын, менеджер, на правах сына врача обычно переводит разговор в другое дивное русло. Рекомендует пешие прогулки, например походы по все тем же лесам. Отнюдь не летним. Нелётным зимним лесам, откуда все лисы сбежали в город, переходящее знамя певчих птиц подхватили вороны…
На смену счастливым приключениям и вольным преданиям абсолютного, единственного в своем роде лета, с благословенной погодой, которую хотелось вдыхать и впитывать, будто обожание любимого существа, для Игоря уже давно пришли строевые занятия всех четырех сезонов. Рапортовали на марше. Календари – откидной, отрывной и тайный – от мастера Хуучина Зальтая нащелкали тогда, нащупали самую сердцевину восьмидесятых. Нет, цифра не важна. Игорь заметил, что если год странный, то он таков во всех отношениях: расставания с близкими, конфронтация со «звездами на районе», ненужные встречи и невстречи с теми, кто необходим. Сложные события плотно соседствуют друг с другом, облепляя дуодециму месяцев, загромождая пространство. Именно подобными оказались (или показались?) и те триста шестьдесят пять суток, затертых ныне в слоях древесных колец покинутого дворового дуба, – пестрыми, суровыми, вирулентными, тренирующими – от ситуации предательски подкарауливавших школьных разборок до неожиданных недомоганий и хворей, прежде не беспокоивших. Вот когда Игорь впервые предпринял робкие попытки разыскать ее. И стеснялся опять. Подсылал приятеля, однако друг ничего толком не выяснил. Лика вновь возникла сама. Однажды совершенно внезапно Игорь увидел ее в толпе прохожих у цирка. Она шла впереди с каким-то парнем. Оглянулась. Встретилась с ним глазами. И все. Опять этот цирк. Теперь уже полный. Или подвох, по известному мнению куплетиста. Ведь из-под носа. И не окликнешь никак. Не расщепить чувство тревоги, которое сродни длинным затемненным прогонам на кинопленке. По десять минут в маскировочных целях. И пленку не размагнитить – со щемящей старой песней Мишеля Леграна…
Убегая от фавна
Wir müssen nämlich noch dort ankommen, wo wir sind[9].
Стояли. Ждали взрыва.
Зевак было много, судя по фотохронике восьмидесятых. Когда-то здесь располагалась газгольдерная станция, рядом с железнодорожной. Ее долго не решались снести, хотя планы вынашивались. Наконец снесли, направленным. Дым был сед, здание оседало, таяло до состояния порошка и растворялось дальше. Что осталось? Думаю, швы. Именно они обычно остаются в наследство. А еще пустырь. Теперь серые «серийки» топорщат свои панели. Как антенны из пустыря. На которые ничто и никто не ловится, кроме дураков, вроде вашего покорного.
Тсс! Помолчим. Ведь напрасно я вру. В поздней ГДР позаботились об озеленении. Крупноблочный жилмассив облагородили, снабдив парком имени Тэдди, главного ротфронтовца и красного мученика рейхстага, узника Бухенвальда. Сам Кербель ставил ему памятник. По счастью, не взорванный после падения стены.
Итак, стояли. Ждали взрыва. Взрывался, когда доставали. Сдаваться не собирался. Ее было достаточно, хулиганствующей школоты в классе из сорока голов. Теперь это называется буллинг. Потом уехал. В столичное училище. Наконец, отчалил сюда – навстречу другой столице. Поселился в комплексе из коробок тех самых сериек. Катишь лифтом, и все выше растут этажи, точнее, цены на них. Впрочем, они пока еще даже сирийцам по карману. Точнее, собесу, который платит не только за беженцев. На определенном этаже в съемной квартире и я обитаю, живу на свои. Общаюсь из «пустырной антенны» с разными странами – по скайпу, зуму et cetera. Что особенно актуально в карантинные или военные времена. Но и раньше часто случалось. Обычно с Рябчиковым – приятелем из России. У Радия Рябчикова – море кличек, ников, погонял, агентурных имен. Курочка, например, Кудкудах, Рябой, Рубидий. Как-то раз – дело было в эпоху одного из предыдущих кризисов по четвертому календарю Хуучина Зальтая – он позвонил, не предупредив. За пару зевков до полуночи.