Бескрылый техницизм, так называемой фантастики ближнего предела 40-50-х годов вряд ли привлекал внимание инженера, точно так же, как и её убогое "человековедение". С другой стороны, для литературно-критической оценки, например, современной "фантастики, как приема" вовсе не безразличен её научный субъективизм. В обоих случаях разъединенность художественного и научного человековедения - не родовой признак жанра, а лишь результат нарушения обычных законов реализма, хотя и с противоположных позиций.
Речь должна идти лишь о другом, чем в нефантастической литературе, соотношении, об иной структуре научного и эстетического начал в рамках нового художественного целого. Мы ещё будем говорить об ином, чем в нефантастике, соотношении "идей" и "образов", и преобладании оригинальности вымысла над поэтичностью художественного слова, о типизации образа человека над индивидуализацией и т.д. Задача состоит не в оправдании параллельных критериев, а в поиске двуединого подхода, который объяснил бы научно-фантастическую специфику и в общелитературных закономерностях, и как дальнейшее развитие.
В спорах о научной фантастике, о её поле деятельности и художественном методе, граница между научной и "чистой" фантастикой, по справедливому замечанию Ивана Ефремова, представляет особенно зыбкой и неясной. "Именно здесь поскользнулось, - продолжает И.Ефремов, - немало теоретиков литературы, не говоря уже об авторах, утверждающих свое право на любую фантазию, свободную от оков, якобы налагаемых наукой. В этой трактовке, сначала на Западе, а в последние годы и у нас, научная фантастика незаметно слилась со сказкой, гротеском, вообще любым вымыслом, переходящим нормативы бытовой литературы. Некоторые исследователи стали находить корни научной фантастики у Рабле или даже у Гомера. На самом деле научная фантастика - порождение века, резко отличное от чистого вымысла, сказки или иных видов прежней литературы и ни с какими произведениями более древних времен не родственное"[513].
Последняя мысль нуждается в уточнении. Древнее и современное фантастическое творчество имеют определенные общие корни. Изучение фольклорно-мифологической традиции в фантастической литературе нового времени представляет общелитературный и философский интерес. Об этом можно судить по проблематике докторской диссертации Т.Чернышевой "Природа фантастики (гносеологический и эстетический аспекты...)". Это исследование и весь цикл предшествующих работ Т.Чернышевой о современной фантастике - заметное явление в нашем литературоведении, которое заслуживает специального разбора. Представляется спорным отождествление автором современной фантастики с "мифомышлением"[514]. Противоречивое взаимодействие жюль-верновской традиции со сказочной ни в коей мере не означает взаиморастворения. Имеющиеся исследования на эту тему отмечают как раз активное вторжение фантастики научного типа в современную литературную сказку[515]. Гиперболизация обратной тенденции - затяжная реакция на фантастику "ближнего предела". Отрицая её натуралистические иллюстрации одних только технических возможностей прогресса, почему-то превращают в жупел сам принцип научной фантастики.
На полемический вопрос: "На какой основе возможна ныне фантастика, кроме научной?"[516] - один из критиков дает, например, такой ответ: "Фантастика возможна на одной основе: на художественной. Произведениям же "чисто" научной фантастики я, признавая их существование (?!), отказываю в праве называться художественной литературой. Или техницизм, или человековедение. Приходится выбирать"[517]. Подобное "решение" проблемы все ставит с ног на голову. О "лириках" такого рода американский писатель Курт Воннегут не без яда как-то сказал: "Они считают, что нельзя быть художником, если понимаешь, как работает твой холодильник..."[518]. В том-то и дело, что современному фантасту вольно или невольно приходится "соединять".
И стоит задача показать, каким же образом первоклассная фантастика сочетает художественное человековедение с научным. Герберт Уэллс не только обогатил жюль-верновский "техницизм" поэтическим, сказочным чудом. Он распространил принцип научной фантастики на социальную действительность.
Ещё не так давно считали, что научно-фантастический жанр отличается от утопического тем, что "обычно изображает борьбу за преобразование природы, а не борьбу за изменение общественных отношений". В более поздней трактовке научной фантастики как "литературы образного выражения [естественно-] научных и социальных гипотез о будущем, настоящем и прошлом (по вопросам, разносторонне касающимся человека), логически проецированных из явлений современности и, поэтому, вероятных"[519], отразилась и эволюция литературно-критической мысли, и универсализации научно-фантастического метода.
514
Т.Чернышёва - НФ и современное мифотворчество. / Сб.: Фантастика-72. // М.: 1972. См. полемику в статье: Неёлов Е., В.Рогачёв - Миф и НФ (Об одной критической точке зрения). / Сб.: Вопросы истории и теории литературной критики. // Тюмень: 1976. (Научные труды Тюменского университета).
515
См., например: Е.Неёлов - О категориях волшебного и фантастического в современной литературной сказке. / В кн.: Художественный образ и историческое сознание. // Петрозаводск: 1974.
516
М.Лазарев - Ответственность фантаста. / Сб.: О литературе для детей, вып. 10. // Л.: 1965. с.203.
519
К.Дхинтра - Пути развития НФ жанра в советской литературе: Автореф. канд. диссер. // Л.: 1968. с.6.