Когда Берия получил от Меркулова наградное представление, то он немедленно вызвал к себе Фитина.
— Не о том ты человеке заботишься, Павел Михайлович, — сердито обронил он. — Я думаю, не спустить ли Квасникова в подвал, а ты поднимаешь его…
Фитин, почувствовав, как по спине пробежала дрожь, промолчал.
— Да-да, Павел Михайлович, в подвал, — изменив тон, почти ласково добавил Берия. — Ты знаешь, я слов на ветер не бросаю… — И на глазах Фитина он порвал наградное представление на Квасникова. — Впредь советую тебе ориентироваться на других людей.
Такой была благодарность человека, который стоял за дирижерским пультом всех атомных дел, благодарность за самоотверженный, полный риска труд разведчика, добывающего в сложных условиях заграницы бесценную информацию для советских ученых. И в дальнейшем едва ли не при каждой встрече Берия обещал Квасникову «спустить его в подвал». Конечно, это образное выражение можно было бы расценить как плоскую шутку, но Квасников, Фитин[123] и многие другие сотрудники НКГБ хорошо знали истинную цену подобным шуткам Берии.
После предательства шифровальщика в Оттаве Игоря Гузенко и многочисленных его допросов в Феврале 1946 года были арестованы агенты советской разведки ученые-атомщики Аллан Нан Мэй, Израэль Гальперин и еще двадцать ранее подозревавшихся канадских граждан. При аресте Гальперина в руки полиции попала его записная книжка, в ней среди других значилось несколько фамилий агентов, в том числе находившихся и в США. Фамилия Чарльза — доктора Клауса Фукса была записана рядом с фамилией его сестры Кристель. Эти данные были доведены до ФБР, что и послужило поводом для начала расследования шпионской деятельности Советского Союза в США.
Клаус Фукс, планировавший возвратиться в Англию как раз в феврале 1946 года, вынужден был остаться в Лос-Аламосе: по просьбе американских физиков его отъезд был перенесен на середину лета. Но агенты ФБР не стали тревожить английского ученого, потому что его сестра Кристель на допросе пояснила, что это она сообщила Израэлю Гальперину о своем брате и попросила помочь освободить его, когда тот был в Канаде как интернированный.
Вот так волею судьбы Клаус Фукс избежал тогда ареста, но предательство Гузенко поставило его в опасное положение. Эта опасность усугублялась еще и тем, что его связник Раймонд, оставшись без работы, самовольно, без согласования с Яцковым, устроился на инженерную должность в химическую лабораторию знакомого ему Крона,[124] который давно уже находился под контролем ФБР. Чтобы предостеречь и Чарльза, и Раймонда от возможного провала, Яцков связался с Центром и убедил его в необходимости проведения срочной встречи с Гарри Голдом, после чего направил Раймонду Открытку с условностями, обозначавшими место и время проведения очередной явки, но тот в назначенный день на связь не вышел. После еще одного согласования с Центром было принято решение: выехать А. А. Яцкову к месту жительства Раймонда в Филадельфию и связаться с ним по домашнему телефону. Анатолий Антонович так и сделал, назначив ему основную встречу в Бруклине в 18 часов, а запасную — часом позже в Бронксе. Зная о том, что Раймонд стал в последнее время рассеянным и иногда путает места явок, Яцков поехал сам в Бруклин, а в Бронкс послал своего помощника Андреева.[125] Именно к нему по закону подлости Раймонд и пришел на встречу, а тот, как было заранее обусловлено, отправил его на 42-ю улицу Бруклина, где его ожидал Яцков.
Раймонд заметил, что Яцков недоволен им. Он действительно был рассержен и готов был отчитать его как мальчишку за несанкционированные поступки, которые могли повлечь за собой нежелательные последствия. Но, будучи по жизни человеком выдержанным и интеллигентным, Яцков постарался сохранить самообладание и с едва заметным волнением начал с Раймондом разговор:
— Зря ты, Гарри, без моего совета устроился в эту химлабораторию. Лучше бы ты остался временно безработным, в таком случае мы помогали бы тебе материально до тех пор, пока не подобрали бы более хлебное и надежное место.
Раймонд насторожился:
— А разве химлаборатория — это не надежное место?
123
В июне 1946 года строптивый генерал П. М. Фитин по личному указанию Берии был освобожден от должности начальника внешней разведки и направлен заместителем уполномоченного МГБ СССР в Германии. В 1947 году он в очередной раз был понижен в должности и назначен заместителем начальника областного Управления в Свердловске, а затем был переведен в Алма-Ату. Впоследствии не без ведома того же Берии был уволен из органов госбезопасности без пенсии, так как не имел к тому времени соответствующей выслуги лет. После суда над Берией ему удалось устроиться директором фотокомбината в Москве, где он проработал до последнего дня своей жизни, умер он в конце декабря 1971 года.