Мария Антуанетта была, по свидетельству Сесиль де Курто, особой в высшей степени замечательной, но она совершила ошибку, дав над собой власть парикмахеру Леонару, модистке мадемуазель Бертен и «некоей демуазель Монтасен116, богатой директрисе одного из парижских театров». Она вновь обрела достоинство лишь в час опасности — тогда она стала настоящей королевой. Вечером 5 октября 1789 года баронесса де Курто находилась подле нее на балконе Версаля и видела, как королева устояла перед толпой; на следующий день баронесса сопровождала ее в Тюильри и именно там повстречала одетого в элегантную форму драгун королевы своего друга детства Гектора де Трелиссака. Но едва они обручились — как расстались вновь: Сесиль должна была сопровождать принцессу Ламбаль, направлявшуюся по поручению Марии Антуанетты в Лондон, ходатайствовать перед английским двором о защите королевской семьи.
О своем пребывании в Англии мадам де Курто, к сожалению, почти ничего нам не сообщает. Она лишь говорит в двух словах, что попытки принцессы Ламбаль не имели успеха и что принцесса уже готовилась вернуться к своей августейшей подруге, как та попросила ее повременить с отъездом. Королева просила об этом в длинном письме, которое господин фон Кайзенберг также приводит во французском оригинале. Мария Антуанетта, в частности, пишет: «Les frères du roi sont malheureusement entourés de personnes ambitieuses et étourdies, qui ne pourront que nous ruiner après s’être ruinées elles-mêmes: car ils ne veulent entendre ceux qui possèdent notre confiance; et, ce qui est le plus triste en ce moment, ce sont les émigrants armés.»117
Но неожиданно 18 августа 1792 года мадам де Ламбаль получила от королевы следующую записку: «Chère Lamballe, venez à moi tout à heure: je me trouve dans le plus grand danger.»118 Увы! Записка была поддельной! Когда мадам де Ламбаль прибыла в Париж, королева поклялась, что ничего ей не писала. Несчастная принцесса была арестована и убита. Сесиль де Курто довелось участвовать в трагическом действе, о котором она с рыданиями поведала своей подруге: «Было 18 сентября. Я получила разрешение охранника Тампля повидать Марию Антуанетту и передала ей последние слова ее верной подруги. В то время, как король расспрашивал меня о Лондоне и о предпринятых нами действиях, мы услышали доносившиеся с улицы мычащие119 крики. «Citoyenne Capet, soyez-vous donc à fenêtre»120 — выла озверевшая толпа. Королева подошла к окну, но внезапно она стиснула руки, и мы услышали ее стон: «Oh! сes détestables!»121 Король и я устремились ей на помощь — и я увидела нацепленную на пику голову моей кроткой принцессы.»122
Вскоре, впрочем, мадемуазель де Курто сама была арестована и заключена в казематы Тампля. «Они все еще стоят у меня перед глазами, — рассказывала она госпоже фон Альвенслебен, — и будут стоять всю мою жизнь эти герои, боровшиеся за идею: Кондорсе, Вик-д’Азюр, поэты Флориан и Руше123. Так и вижу их сидящими в нашем кружке, непринужденно беседующими, это заставляло нас забыть о страхах и даже о самой смерти. Знаменитый художник Шенье набрасывал при дрожащем свете фонаря портрет поэта Руше.»
Приговоренную революционным трибуналом к смерти Сесиль де Курто везли через весь Париж на роковой телеге, — как вдруг, когда они проезжали по улице дю Бак, им перегородила дорогу другая телега, в которой лежала небольшая бочка. Еще мгновение — и бочка взорвалась, телега разлетелась на куски, и Сесиль оказалась в объятиях своего верного Гектора. Это он, стремясь спасти свою красавицу, вместе с другом подложил бочку с порохом. И, действительно, Сесиль была спасена, но прежде увидела, как ее спаситель, растерзанный толпой, опознавшей в нем зачинщика, пал мертвым к ее ногам.
Здесь заканчивается первая часть «Мемуаров», хотя в дополнительной главе мадам фон Альвенслебен сообщает о «разоблачениях», которые сделала «ее Сесиль» по поводу загадочной аферы с колье. Но эти «разоблачения» очень мало отличаются от подобных им — тех, можно найти во всех учебниках истории, за одним исключением: в «Мемуарах» содержатся два неопубликованных письма Марии Антуанетты, и в одном из них королева — в 1787 году — уже пространно говорит о Максимильене Робеспьере!
III
Все это, впрочем, в книге господина фон Кайзенберга является лишь прологом, а содержание составляют письма, написанные самой Сесиль де Курто госпоже фон Альвенслебен после своего возвращения во Францию, письма, автографами которых господин фон Кайзенберг обладает и которые являются для него наиболее дорогими наиболее ценными «семейными реликвиями». И они в самом деле прекрасны и заслуживают более внимательного рассмотрения. Каждое из писем — настоящий монумент (не нахожу для них более подходящего слова). Чтобы дать о них представление, достаточно упомянуть о поведанном Сесиль де Курто прабабке господина фон Кайзенберга разговоре, состоявшемся в Париже в 1802 году, между Бонапартом, Клебером и Дезе124 и о том, что год спустя она встретила в Тюильри своего бывшего жениха, Гектора де Трелиссака, «одетого в голубую форму des chasseurs d’Afrique»125!
117
«Братья короля, к сожалению, окружены людьми честолюбивыми и легкомысленными; они могут, погубив себя, повлечь затем и нашу гибель, поскольку не желают слушать тех, кому мы доверяем, но самое печальное в этот момент — вооруженные эмигранты.»
118
«Дорогая Ламбаль! Немедленно приезжайте ко мне: я нахожусь в очень большой опасности!» (фр.)
119
Cris
122
Прицесса де Ламбаль была убита 3 сентября, и как язвила одна из французских газет, поэтому «вы легко объясните, почему при виде этого кровавого трофея двухнедельной давности королева вскрикнула».
123
124