В человеческой жизни мало таких радостных моментов, которые могут сравниться с внезапным зарождением обобщения, освещающего ум после долгих и терпеливых изысканий. То, что в течение ряда лет казалось хаотическим, противоречивым и загадочным, сразу принимает определенную, гармоническую форму. Из дикого смешения фактов, из-за тумана догадок, опровергаемых, едва лишь они успеют зародиться, возникает величественная картина подобно альпийской цепи, выступающей во всем великолепии из-за скрывавших ее облаков и сверкающей на солнце во всей простоте и многообразии, во всем величии и красоте. […] Кто испытал раз в жизни восторг научного творчества, тот никогда не забудет этого блаженного мгновения. Он будет жаждать повторения. Ему досадно будет, что подобное счастье выпадает на долю немногим, тогда как оно могло бы быть всем доступно в той или другой мере, если бы знание и досуг были достоянием всех.
Именно для того, чтобы дать людям возможность разделить с ним «восторг научного творчества», князь Кропоткин и стал революционером. После своего открытия он вышел в отставку, поселился в Петербурге и поступил в университет. Русское Географическое общество, членом которого он стал, давало ему самые ответственные поручения. В частности, ему предложили изучить форму и геологическое строение озов255 в Финляндии. Однажды осенним вечером 1871 года, когда князь Кропоткин исследовал финский берег, он получил телеграмму с предложением занять место секретаря Общества, — честь, которая месяцем раньше преисполнила бы его радости. Но за месяц в нем произошли глубокие изменения, жизнь приняла в его глазах новый смысл, у него появились новые обязанности, не оставлявшие времени для ученых занятий. Он отказался от предлагаемой должности и от честолюбивых планов ученого. Отныне место ученого занял революционер. Вот как он сам рассказывает об своем превращении.
Часто случается, что люди тянут ту или иную политическую, социальную или семейную лямку только потому, что им некогда разобраться, некогда спросить себя: так ли устроилась жизнь, как нужно? Соответствует ли их нравственное удовлетворение, которое каждый вправе ожидать в жизни? Деятельные люди чаще всего оказываются в таком положении. Каждый день приносит с собой новую работу, и ее накопляется столько, что человек ложится, не выполнив всего, что собирается сделать за день, а утром поспешно хватается за дело, неоконченное вчера. Жизнь проходит, и нет времени подумать, что некогда обсудить ее склад. То же самое случилось и со мной.
Но теперь, во время путешествия по Финляндии, у меня был досуг. Когда я проезжал в финской одноколке по равнине, не представлявшей интереса для геолога, или когда переходил с молотком на плечах от одной балластной ямы к другой, я мог думать, и одна мысль все более и более властно захватывала меня гораздо сильнее геологии.
Я видел, какое громадное количество труда затрачивает финский крестьянин, чтобы расчистить поле и раздробить валуны, и думал: «Хорошо, я напишу физическую географию этой части России и укажу лучшие способы обработки земли. Вот здесь американская машина для корчевания земли принесла бы громадную пользу. А там наука могла бы указать новый способ удобрения…
Но что за польза толковать крестьянину об американских машинах, когда у него едва хватает хлеба, чтобы перебиться от одной жатвы до другой; когда арендная плата за эту усеянную валунами землю растет с каждым годом по мере того, как крестьянин улучшает почву! […] Как смею я говорить об американских машинах, когда на аренду и подати уходит весь его заработок! Крестьянину нужно, чтобы я жил с ним, чтобы я помог ему сделаться собственником или вольным пользователем земли. Тогда он и книгу прочтет с пользой, но не теперь […]
Знание — могучая сила. Человек должен овладеть им. Но мы и теперь уже знаем много. Что, если бы это знание, только это стало достоянием всех? Разве сама наука тогда не подвинулась бы быстро вперед? Сколько новых изобретений сделает тогда человечество и насколько увеличит оно тогда производительность общественного труда! Грандиозность этого движения вперед мы даже теперь уже можем предвидеть.