Эти вопросы теснились в ее мозгу, становясь каждый день все более неотвязными и настойчивыми.
Амедей Флоранс видел печаль Жанны Бакстон и всячески старался ее рассеять. На деле он был душой этого маленького мирка, и самые худшие испытания не влияли на его неизменную веселость. Если его послушать, надо было благодарить небо за отеческую заботу, потому что никакой другой образ жизни не соответствует более правилам гигиены, если ее хорошо понимать. Что бы ни случилось, он во всем находил хорошие стороны. Жажда? Нет ничего более благоприятного при начинающемся расширении желудка. Голод? Прекрасно — это излечит его от грозящего ему артрита[60]. Вы истощены усталостью? По его мнению, вы лучше будете спать. И во всем этом он искал поддержки доктора Шатоннея, который одобрял и восхищался смелостью и энергией славного парня.
Поддержка Амедея Флоранса была тем значительнее, что, кроме общих забот, он терзался беспокойством другого рода, о котором его товарищи даже не подозревали. Началось это двенадцатого марта, когда они пересекли деревню, разоренную накануне. С этого дня Амедей Флоранс втайне убедился, что за ними наблюдают, шпионят. Он был уверен, что враги сторожат каждый их шаг, неотступно следуют за расстроенной экспедицией, видят ее агонию и готовы в тот момент, когда спасение будет близко, свести на нет все усилия этих потерпевших крушение на суше. Будучи всегда настороже, он получал многочисленные доказательства своих подозрений: днем — следы недавнего лагеря, едва слышные выстрелы, галоп лошади вдали; ночью — шепот, тихие шаги, неясные тени. О своих наблюдениях, размышлениях, страхах он ничего не говорил товарищам и приказал молчать Тонгане, который заметил то же самое. Они удовлетворились тем, что усиленно караулили.
Путешествие, осложненное такими трудностями, не могло уложиться в срок. Вечером двадцать третьего марта они сделали последнюю остановку перед Кубо. Семь-восемь километров отделяли от него истощенных путников, но менее чем за два километра находилась, по словам Тонгане, могила, где покоились останки капитана Джорджа Бакстона.
На рассвете следующего дня они пустятся в путь. Покинув проторенную тропу, они сначала пойдут туда, где был уничтожен мятежный отряд, а потом направятся к деревне. Если она сохранилась лучше, чем другие, они найдут там продовольствие и отдохнут несколько дней, пока Жанна Бакстон будет продолжать розыски. В противном случае они или повернут к Гао, или изберут дорогу в Тимбукту или Дженне, в надежде встретить на севере или востоке менее разоренные области.
В этот момент Амедей Флоранс счел нужным рассказать товарищам о фактах, которые его занимали. Пока они отдыхали от дневной усталости, а Малик готовила скудный ужин на костре из сухой травы, он рассказал им о своих дневных и ночных наблюдениях и выразил уверенность, что они не могут сделать ни одного шага, который не был бы известен невидимым, но всегда присутствующим поблизости врагам.
— Скажу больше, — прибавил он, — я осмеливаюсь утверждать, что наши противники — это старинные знакомцы. Настаиваю, пока мне не докажут противного, что они состоят в точности из двадцати черных и трех белых и что один из них походит, как двойник, на нашего изящного друга, так называемого лейтенанта Лакура, с такой выгодной стороны известного моим почтенным собеседникам.
— На чем вы основываете свои предположения, господин Флоранс? — спросил Барсак.
— Прежде всего на том, что наш так называемый конвой легко мог узнать наши намерения и опередить нас на выбранном нами пути. Зачем? Чтобы сделать, на нашу беду, ту хорошенькую работу, которой вы могли восхищаться. Кроме того, трудно допустить присутствие другого отряда, который, не зная о нашем местонахождении, занимался бы подобными развлечениями с необъяснимой целью. Есть ещё и другое. Обитатели уничтоженных деревень и старый негр, которого перевязывал доктор еще до Каду, поражены из одинакового оружия. Убийцы были поблизости от нас до прибытия второго конвоя так же, как они оказались здесь после его ухода.
— Может быть, вы и правы, господин Флоранс, — согласился Барсак, — но, в конце концов, вы не открыли нам ничего нового. Никто из нас никогда не сомневался, что опустошение страны производится во вред нам. Но, будь это делом лейтенанта Лакура или другого, положение не меняется, равно как и то, что бандиты окружают нас, вместо того чтобы идти впереди, как мы предполагали.