Применим индукцию. В Санкт-Петербурге есть управление бандитизма и пытки. Шагнем в Ленобласть — то же самое, Управление бандитизма и пытки. В Ярославской области: управление бандитизма и пытки. И в Нижнем Новгороде. И в Пензе. Пытки, длящиеся в пространстве и времени. В каждом регионе РФ есть своё управление бандитизма. Пока так будет — в РФ будут пытать. Необходимо признать ФСБ запрещённой в России организацией. Я чувствую ответственность перед ребятами, которых пытают. Я пытался, чтобы дела по конкретным установленным мною фактам получили огласку. Выложил все Федотову[12], а рядом сидела Кузнецова[13] и верещала: „Вы понимаете, что это может повредить этим людям? Понимаете?“ Понимаю, но сообщаю только о тех, кто дал на это разрешение. Все боятся. Все сидят. Кто-то окончательно сломлен. Кто-то упорствует в несознанке. О них не напишут в газете. Им не посвятят песню. Кому-то мама сделает передачку. Кто-то одинок. Кто-то покончит с такой жизнью. Нет, конкретный случай ничего не решит. Это системная болезнь. Думаете, это не коснется вас или ваших близких? Почитайте заключение ОНК Санкт-Петербурга от 16 октября 2018 года. Бандитам плевать, анархист вы, бизнесмен или полицейский. Осознайте! Постоянно по всей России пытают. Тысячи лет заключения. Пытаемые получают 86 лет по одному только пензенскому делу. На очереди я, Юлик [Бояршинов]. Осознайте! Нам с вами удалось привлечь к проблеме пыток внимание. У нас может получиться её решить. У нас должно получиться — я обещал ребятам помочь. Требуйте полномасштабного решения проблемы пыток. Приходите в суд, чтобы убедиться в том, что происходит, и чтобы поддержать нас. Требуйте отмены пензенского приговора. Требуйте наказать виновных. Требуйте прекратить пытки в России».
Виктор Филинков, 1994 г. р. программист, антифашист, поддерживал профсоюзные движения.
Приговор: 7 лет лишения свободы.
«ОНИ БОЯТСЯ. ИМ ОЧЕНЬ СТРАШНО»
Из выступления в прениях и последнее слово Виктора Филинкова
18 июня 2020 года
Я не буду просить уважаемый суд, создавать положительный образ суду. Мне кажется, здесь уже ничем не поможешь. Слишком много судьи проявили себя. <…> Мой адвокат всё время говорит, что власти не боятся, что прокурор не боится, что всё сойдет с рук. Мне кажется, что боятся. И прокуратура боится, и следственный комитет боится. Когда майор ко мне приходит и говорит: «Конечно, мы всё расследуем, мы обязательно со всем разберемся! Да, я вижу — да, действительно пытали, вот они, ожоги, я приду к тебе». Но не приходит. Я думаю, он хотел, но он боится. Следователь Беляев в разговоре об этом отказе в возбуждении уголовного дела против сотрудников ФСБ [по заявлению Филинкова о пытках] мне заявил, что, если бы к нему попало — он бы расследовал. Потому что он из ФСБ, а следователь ФСБ не боится. Следователь из следственного комитета — боится. Судьи — боятся, я уверен. Не публично, нет. Я думаю, им дают сохранить лицо. <…> Но внутри все знают, что происходит. Стараются об этом не думать. Когда видят своих родных, близких — что он не трус. Можно подумать, что оперативники ФСБ — это совсем злодеи, и вот они-то точно уж не боятся. Но они боятся. Оперативники ФСБ — это инструмент, которым люди выше манипулируют. Им рассказывают, что они борются за правое дело. Они хотели бы думать, что они хорошие. Но не получается. Поэтому они пьют. Служба защиты конституционного строя и борьбы с терроризмом — это куча алкашей. Это просто пьяницы — действительно, без шуток. Я разговаривал с другими оперативниками, которые с ними работают, не из СЗКСиБТ: это выпивохи, это люди, которые всё время синячат. Им страшно. Их картина мира рушится. Они хотят быть хорошими, но не получается. От них требуют — нужно ловить террористов. От этих бедных людей требуют невозможного — сфабриковать уголовное дело, это не так-то просто. Они могут подкинуть пистолет, они могут подкинуть гранату, хорошо. Вскрыть машину, положить, удалиться. Они могут даже вытереть гранату от отпечатков пальцев. К сожалению, как в фильмах, чужие отпечатки они не могут наложить. Поэтому улики по «пензенскому делу» — без отпечатков пальцев. И гранаты, и пистолет. Просто вытереть-положить — могут. С файлами уже сложнее, в компьютере — это тяжело. Вынужденные действовать, они действуют как угодно. Как в этой ситуации повел бы себя любой человек, загнанный в угол. Они угрожают, они бьют. Они используют действенные средства: «Не хочешь говорить? А в соседней комнате будет твоя жена». Как жена Игоря Шишкина, Татьяна Созинова[14] [14]. Они подкинут тебе наркотики, ты всё равно сядешь. Так облегчи свою судьбу! Как Зорин: у человека в крови [согласно экспертизе в материалах дела] пять видов наркотических веществ, пять! Все — синтетические. У него [согласно протоколу задержания] изымают МДМА и марихуану. МДМА в крови нет, марихуаны нет. Есть пять других. Подкинули — но не те подкинули. Знали, что наркоман. С наркотиками прогадали: вроде популярные подкинули, но не те. Много требуют от оперативников СЗКСиБТ. Ладно, не требуют. Следователи следственных отделов ФСБ не требуют — говорят «ладно, так сойдет». <…>
12
Михаил Федотов — до октября 2019 года председатель президентского Совета по правам человека.
13
Елена Кузнецова — помощница начальника УФСИН России по Санкт-Петербургу и Ленинградской области по соблюдению прав человека.
14
Её привезли в управление ФСБ и держали там всю ночь, пока в другом кабинете допрашивали Шишкина.