— Судьбоносным фактором, — сказал про себя Барвелл. И это все, что он мог сказать или доверить самому себе. Глядя на разбитые борта космического корабля, он испытал ощущение, превосходящее ужас. Этот феномен был чуждым для него.
Чужой. Часто используемое, неправильно употребляемое слово, которое не может выразить невыразимое. Чужой — иностранный. Чуждый пониманию, чуждый человеческому пониманию. Барвелл вспомнил определение Артура Мачена[1] для истинного зла: когда поют розы.
Когда розы поют.
Возможно, чужой не всегда является синонимом зла, но что-то же разрушило корабль. Здесь не было ни ветра, ни жизни; и все же они лишь отошли на несколько миль и вернулись, а корабль был смят.
Розы запели. Что такое роза? Барвелл думал о давно умершей поэтессе Гертруде Стайн. Роза это роза это роза. И добавил: это зло. Но живут ли розы, живет ли зло, действительно ли существует неосязаемое? Роза под любым другим именем…
— Черт возьми, что случилось? — это Чак, и голос реальности. Его не интересовали ни розы, ни неврозы. Он хотел узнать врага, найти его и нанести ответный удар. И с полным пониманием этого Барвелл (как роза) поник.
Это была ситуация, которая не требовала теории или какой-либо формы заумных предположений. Корабль пропал. Они оказались в затруднительном положении, с дефицитом пищи и кислорода. Явный призыв к Чаку и его крови первопроходца — или его кровь первопроходца тоже будет пролита на песок?
Барвелл беспомощно колебался, ожидая, что его партнер сделает первый шаг. Никакой скипетр не переходил из рук в руки, но оба чувствовали, что это был момент отречения. Король мертв, да здравствует король. В любом случае, еще двадцать четыре часа.
Они оба знали, не стоит тратить дыхание на попытки говорить через свои пузыри. Когда Чак снова повернулся к горам-миражам, Барвелл последовал за ним, даже не пошевелив губами в знак согласия. По крайней мере, там будет тень, укрытие и остановка. В пустыне нет ничего ни для одного из них. Пустыня была полна пустоты и мерцающих миражей. Вновь Барвелл подумал об озере.
Озеро. Пока он с трудом следовал за неуклонно шагающей вперед фигурой Чака, он задавался вопросом, что произойдет, если — как в старых космических романах — инопланетяне действительно вторгнутся на Землю. Они, вероятно, отправят разведчиков в первую очередь, возможно, одного или двух за раз, на небольших судах. Если исходить из предположения, что их органы чувств примерно соответствуют человеческим и дают сходные ощущения, что смогут они понять во время полета над Землей на высоте нескольких сотен миль?
Первое, что они бы отметили, что поверхность Земли покрыта более трех четвертей водой и меньше четверти занимает суша. Итак, логический вывод: если на этой планете есть какая-либо жизнь, то шансы три к одному, что это морская жизнь или в лучшем случае земноводная. Жители великих морей должны быть высшими и наиболее разумными формами жизни. Покори рыб и правь миром. Это очень разумная идея.
Но бывают моменты, когда высокий смысл не имеет преимущественной силы. И если нельзя ожидать, что инопланетяне могут постичь существование человечества, тогда как человечество может познать инопланетность?
Короче говоря, была ли жизнь на этом астероиде, которую Барвелл не мог обнаружить?
Если есть жизнь, есть надежда. Но у Барвелла не было надежды. У него была просто предпосылка. Что-то сокрушило их космический корабль. Откуда это взялось, куда оно ушло? Как это связано с жизнью, какой он ее знал, как она отличалась? А пустыня — это пустыня? Горы не были горами. И мираж был…
Чак до сих пор не тратил впустую слова, даже непристойные. Он просто повернулся и схватил руку своего партнера с помощью пластиковой и металлической перчатки. Сильно сжал ее, повернулся и указал свободной рукой. Указал прямо вперед, на головы в песке. Да, они были здесь.
Барвелл мог поклясться, что голов там не было еще минуту назад. Но они были, вырисовывались на фоне обжигающей поверхности, где-то с милю впереди них. Даже на таком расстоянии изумрудные глаза блестели и сверкали, блестели и сверкали, что не под силу ни одному миражу.
Четыре огромных каменных головы с изумрудными глазами. Видимые им обоим; видимые им сейчас.
Губы Чака сформировали предложение внутри пузыря. «Продолжай смотреть на них», — сказал он.
Барвелл кивнул. Двое мужчин медленно двинулись вперед.
Их пристальный взгляд был сосредоточен на ярком пламени чудовищных изумрудов. Барвелл знал или думал, что знает, что видел сейчас Чак. Богатство, огромное богатство.
1
Артур Мэкен (Мейчен) — валлийский писатель-фантаст начала XX века, мистик и неоромантик; его произведения в жанре horror оказали влияние на творчество Г.Ф.Лавкрафта. —