Закончив обматывать свои бедра кушаком, мужчина быстро надел рубашку и камзол.
Такой красивый, такой искушающий каждым своим движением, словно так же танцуя в снежном вихре. Высокий, темноволосый, загорелый до бронзового оттенка, чувственный почти до неприличия. Такой чужой. Всегда свободный, никогда не один. Обаяние и жизнерадостный нрав Станислава делал его желанным гостем, другом… любовником. Его обожала сестра и ценили племянники. И даже Теоденус доверил вести за собой армию драконов. Полная противоположность Ниррану, потерявшему все вместе с жизнью любимой жены, а теперь еще и брата. Ничего… пустота. Все исчезло в этой глупой борьбе за жизнь, растворилось, сбежало как песок сквозь пальцы. Ну а та последняя горсть… сам развеял ее пеплом единокровного брата. Больше чем брата — второй половинкой сердца, когда-то в утробе матери бывшим единым. И теперь этот дракон… Синекрылый, покрытый слоем золотой патины, длиннотелый и длиннохвостый, с гордым носовым рогом и силой равной Старейшим рода. Баловень судьбы. Всегда получавший то, что желает.
И самого Ниррана тоже… получил. Увлек за собой, поманив этим странным теплом раскаленного золота глаз. Согрев и наполнив смыслом целую ночь.
— Да и благодаришь ты за нее отменно. Изобретательно, надо признать.
Станислав, копающийся с завязками рубашки, вздрогнул. Прикрыв глаза, он какое-то время так и стоял, пытаясь понять — серьезно ли это Нирран. Или… совсем шутить не умеет.
— Рад, что тебе понравилось. — Подняв взгляд, он посмотрел на изогнутую линию спины, покрытой следами тех «благодарностей» в виде синяков от цепких, сильных мужских пальцев. Левый уголок губ Стаса начал дергаться от напряжения, которое оказалось никому не нужным. — Надеюсь, чему-то новому научил.
Выпад был вполне обоснован, ведь все знали, что сам Нирран довольно рано женился, а после смерти супруги никогда не славился похождениями, считаясь затворником и тенью брата. В то время как сам Стас…
— С таким опытом — не мудрено.
Ниррану хотелось бы закричать, что какой толк в этих благодарностях, если они только напоминают, что ты сделал и как могло бы быть. Но привычно обуздав сильные чувства, дракон взял кочергу и начал мешать угли. Вот только даже эти искры, летящие от тлеющего пламени, напоминали одновременно и о погребальном костре, и о томных отсветах в золотых глазах.
— Только он и может помочь, если имеешь дело с такой бесчувственной ледышкой, которого в постель затаскивать надо, да еще и самому седлать, — зло и оттого еще более убедительно оскалился Станислав, сжимая в кулаки руки, спрятанные в карманах.
— Зато ты очень чувственный. Тоже опыт?
И память тут же напомнила фразу — «Будет достаточно пару раз укусить и погладить, чтобы ты вернулся». Вернется ли? Стас знал, что да, вернется, даже если он позовет лишь взглядом, лишь каким-то знаком. Нирран считал что нет, даже если он попросит не оставлять в этом холоде одного.
— Тоже. Извини, завершу на этом беседу про опыт. Мне надо найти шарф.
Выйдя из комнаты, Стас самой короткой дорогой попытался выбраться из Чертогов, в итоге выходя в полуразрушенную башню. Тело сразу же схватили тиски холода и метели, но это показалось спасением, ведь он чувствовал, чувствовал как падает. Как падает мир. Как его снова отбрасывают назад, говоря, что не заслужил, что уже много дали, что некого винить кроме себя. И никто тебе уже не поможет, дракон.
Не помня себя от боли, он долетел до утоптанной площадки. Оглядевшись вокруг, вспомнил, как еще недавно они спорили тут стоит ли отпускать Сери за Александрит, а еще раньше валялись в снегу, пробуя друг друга на вкус.
А теперь… теперь хотелось всё тут разнести.
Удержаться от этого было почти невозможно. Да и не пристало запрещать себе то, что можешь получить с такой легкостью.[2] Дракон поднялся в воздух и ударил по площадке хвостом. Потом еще раз и еще. Волна, запущенная драконьим судом сюда так и не дошла, но сделала снег достаточно рыхлым, чтобы он легко поддавался на атаки взбешённого существа. И даже когда место стало не узнать, Станислав все никак не мог успокоиться. В горле сильно запершило, но, как всегда, попытка петь о своей боли закончилась сипением и еще одной волной саморазрушения.
— Ущербный ты дракон, Стас. Любить не умеешь, петь не можешь, одного единственного придурка к себе привязать и то не удалось. — Он вздохнул. — Зато оптимист! Где этот проклятый шарф?
Понятное дело, шарф Станислав так и не нашел. И не только потому, что успел разнести всю местность, а что-то и банально по драконьи спалить. Просто искомый предмет в это время лежал в одной из комнат Ледяных Чертогов, и его словно кошку гладила рука сероглазого дракона, последнего из двух Рани, что переводится как «Поющий». Вот только о чем было петь, когда весь привычный мир рухнул, а новый… новый спал в обнимку с мужем в другой комнате. А другого он и не увидел, даже смотря прямо в золото драконьих глаз.