– Ну потому что дураки же, – сокрушается Миша.
– Зато ты не один, – утешаю я.
– Водостойкие акриловые краски. Рекомендуется использовать при окраске помещений, – подытоживает Миша. – А чего это вы? А я вот шесть лет красил. И сейчас Настю оставляют в школе, потому что я вырезаю лазером дубовые листочки…
Настя легонько гладит меня по голове. Потом говорит:
– Нику дать! (книгу дать) – И идёт к полке.
Там она переворачивает всё вверх дном, раскидывает по полу раскраски, выбирает пять или шесть хороших книжек.
Коридор закончен. Мы любуемся. У меня зелёные волосы, синие руки и пятнистые штаны.
– Знаете, И.Б., эти цвета оставляют такое странное ощу щение. Успешности?
И.Б. смеётся.
P.S.
– Здравствуй, – говорю.
Бросается к маме с криком: «Не хочу вежливый! Хочу невежливый!»
Дорогой Лёва!
У Егора приступ. Мне трудно понять, что происходит в его голове. Я представляю себе серую армию, берущую на приступ крепость. Дрожат стены и трещат крепостные ворота. Я вижу грозовое море и ударяющие в воду молнии. Мне даже кажется, что я слышу треск электрических разрядов.
С утра Егор веселится и просится прыгать. Вдруг его лицо мрачнеет. Точно как перед грозой. Егор – человек, у которого внутри своя гроза. Обычно она спит. Я не знаю, что будит её. Нужно быть очень осторожным.
Когда приступ, нужно накрыть лицо Егора чёрной тряпкой. Тогда ему лучше. И ещё важна прохлада.
Через несколько часов гроза засыпает опять. Бабушка записывает время приступа: 15.32.
Дорогой Лёва!
К Уне меня отправила мама Егора. Говорит, приезжает моя подруга из Америки. У неё дочка – Егорина ровесница. Вместе лежали в больнице. Потом они уехали в США. Теперь прилетают на месяц по делам. Я Лене рассказала, что ты с Егором занимаешься, и она хочет, чтобы ты месяц позанималась с Уной.
– А что с ней?
– ДЦП тяжелый, тяжелей, чем у Егора, не может ходить совсем, не сидит, спину не держит. Слепота. Но слышит.
– А что она умеет?
– Видишь, Маша, дело всё в том, что недавно у неё был инсульт. И если раньше она поворачивала голову на своё имя: «Уна», то теперь не знаю. И ест через трубку.
– А…
– Результата никто требовать не будет, – перебивает она меня. – У Лены нет никаких иллюзий. Она очень понимающая мама. Но она тоже хочет, как я, чтобы с Уной занимались, чтобы она не просто сидела в своём кресле, а что-то делала. Чтобы не просто существовала, а жила. Понимаешь?
– Понимаю, – говорю.
Я прихожу на Железноводскую улицу. Там сейчас очень хорошо – и цветущие яблони, и сирень, и черёмуха. И рядом гавань. И ветер.
Уна полулежит в коляске. Она очень похожа на свою русскую маму и при этом совсем не похожа на русскую. Типичная американка. От неё веет заграницей – надёжностью, ухоженностью и уверенностью.
И при этом возникает чувство туманного берега, песчаной косы, по которой идёшь и ни в чём не уверен. Чувство хрупкости, непостоянства и причастности к тайне.
Как всегда, не могу подойти сразу, наблюдаю. Мама говорит:
– Уна! А кто пришел?
Уна никак не реагирует. Мама говорит:
– Who is there?
Уна начинает медленно улыбаться углом рта.
Лена говорит, что никаких срочных результатов она не ждёт, ей важно, чтобы Уна общалась с новыми людьми и знакомилась с новыми ощущениями. Я могу не бояться, девочка очень спокойная и терпеливая. Многим ведь страшно с такими детьми, потому что те не могут сказать, что не так…
(Я подумала: страшно не только поэтому.)
Мы остаёмся наедине.
– Привет, Уна, – говорю я.
Она пугается незнакомого голоса, и её руки взлетают вверх, к плечам. Защитный жест – «сейчас ударят».
– You are… you are, – пытаюсь я вспомнить что-нибудь по– английски, – you are a pretty princess![6]
(О, Боже!)
Но Уна довольна. Угол рта снова приподнимается в улыбке.
Мы поняли друг друга.
Мы играем на разных барабанах, бубнах и бубенцах, надетых на руки (и на ноги) под «I love you, you love me, we're a happy family»[7].
У меня всё с бубенцами. Все игрушки могут звенеть, греметь, трещать или пищать.
Как хорошо, что Уна слышит.
Дорогой Лёва!
Кто такая Надюша?
Это первый ребёнок из павловского детдома, которого я взяла на руки.
Взять Надю на руки довольно трудно, потому что она совершенно прямая и вытянутая. Носочки вытянуты, как у балерины. Руки вытянуты вперёд.
Вдобавок она страшно худая, потому что очень мало ест. Не любит.