«Находящиеся под покровительством Бога вас устно известят о том, что они у нас видели и слышали».[13]
Андре, доставивший это письмо папе, видимо, провел полтора года в Персии и за это время хорошо усвоил персидский язык. После того как Лонжюмо весной 1247 г. вернулся в Лион, король Людовик Святой попросил его, как знатока страны, людей и языка, сопровождать его в затеянном им Седьмом крестовом походе. Андре принял это предложение, отправился к королю и в его свите 17 сентября 1248 г. прибыл на Кипр. Во время многомесячного [55] пребывания крестоносцев на этом острове произошло два события, имевших для Андре большое значение. Прежде всего король Генрих Кипрский получил письмо, отрывки из которого приведены в начале главы. Это письмо написал ему из Самарканда 7 февраля 1248 г. армянский канцлер-христианин Смбпат (Синибальд), брат армянского царя Этума (Хайтона) (см. гл. 122).
Едва стало известно на Кипре это письмо, сообщавшее о благополучном исходе путешествия послов царя Армении к великому хану Гуюку и рисовавшее, несомненно, в слишком радужных красках положение христиан в Центральной Азии, как 14 декабря в гавань Кирению прибыли к французскому королю Людовику IX (1226—1270) два монгольских посла. Сами послы были христианами и звались Давидом и Марком; они доставили королю известия от монгольского военачальника христианина Ильчикадая, наместника Персии и Армении, а также его письмо, составленное на персидском языке. 20 декабря послы передали это письмо королю Генриху в Никозии, куда они прибыли накануне. В нем говорилось, что в странах, подвластных монголам, проживает очень много христиан.[14]
Послы, кроме того, утверждали, что самого великого хана и большую часть его окружения можно считать христианами.[15] Это сообщение, пробудившее, разумеется, большие надежды, было явно «ложным, рассчитанным на прямой обман»[16] или по меньшей мере на получение политических выгод посредством крайнего преувеличения и приукрашивания действительности.
Однако король Людовик IX, разумеется, поверил этому сообщению и загорелся надеждой оказать большую услугу христианству, если ему удастся с помощью послов установить прямой контакт с великим ханом. Но кто же мог выполнить эту миссию лучше, чем Андре Лонжюмо, уже до некоторой степени знакомый с монголами и знающий их язык? И Лонжюмо действительно был назначен главой миссии, а в спутники ему были даны два офицера из свиты короля, два священника и два других доминиканских монаха, Жан и Гильом.
25 января 1249 г. король дал прощальную аудиенцию монгольским послам и монахам, которых они должны были сопровождать. Королевское посольство через Антиохию снова направилось в Персию к наместнику Ильчикадаю, с которым Андре был уже знаком. Из Персии Лонжюмо прислал королю свое первое сообщение, которое, к сожалению, не сохранилось. Дальше путь шел по Центральной Азии через Таласс в Монголию. Путешествие протекало без особых приключений. Но когда послы французского короля прибыли в Каракорум, их ожидало там большое разочарование: Гуюк умер в апреле 1248 г., а нового великого хана еще не избрали. [56]
В Каракоруме в период междуцарствия правила вдова Гуюка, по имени Огул-Каймиш,[17] женщина чрезвычайно ограниченная, чуждая высшим духовным интересам, совершенно не разбиравшаяся в христианском вероучении. Среди ее придворных не нашлось ни одного настоящего благочестивого христианина, да и вообще ни одного человека, который позаботился бы о европейцах. Хотя правительница монголов и приняла посольство, но расценила его прибытие в Каракорум так же, как ее покойный муж Гуюк приезд миссии Карпини. Она сочла, что король Людовик не то приносит ей свою покорность, не то просит о помощи. Огул-Каймиш не сочла нужным сдерживать обычное монгольское высокомерие; ее ответ был крайне дерзким. Она требовала от короля Людовика уплаты дани в знак его покорности и угрожала в случае непослушания свергнуть его власть и уничтожить его народ.
Надежда на распространение католичества в Центральной Азии и на создание для него там постоянной опоры не сбылась, как и надежда на массовое крещение монголов по католическому обряду. Мечты, навеянные слишком радужным описанием канцлера Смбпата, растаяли, как воздушный замок. Между тем Смбпат писал, несомненно, bona fide [вполне искренне. — Ред.], но либо он, как это случалось и с другими путешественниками того времени, принимал буддийские храмы и обычаи за христианские,[18] либо считал христиан-несториан католиками, не понимая глубоких противоречий между этими двумя исповеданиями. Во всяком случае, посольство постигла полная неудача и брат Андре вернулся на родину, видимо, глубоко разочарованным. Об обратном путешествии Лонжюмо мы ничего не знаем, кроме того, что в начале апреля 1251 г. он прибыл в Цезарею [Кесарию], где тогда находился король Людовик IX. [57]
14
A. Rémusat, Mémoires sur les relations politiques des princes chrétiens et particulièrement des rois de France avec les empereurs Mongols, «Mémoires de l’Académie des Inscriptions», 1822, t. VI, p. 396.
17
Огул-Каймиш была старшей женой Гуюк-хана. Вот что пишет о ней Рашид-ад-дин: «И хотя, кроме сделок с купцами, никаких дел больше не было и Огул-Каймиш большую часть времени проводила наедине с шаманами и была занята их бреднями и небылицами, у Ходжи и Нагу [ее сыновей] в противодействие матери появились две резиденции, так что в одном месте оказались три правителя… Вследствие разногласий между матерью, сыновьями и другими и противоречивых мнений и распоряжений дела пришли в беспорядок». См. Рашид-ад-дин, Сборник летописей, М.–Л., 1960, т. II, стр. 121-122. И далее: «Когда великим ханом стал Мункэ, сын христианки Соркуктани-беги, он приказал захватить Огул-Каймиш, которая заявила, что великим ханом должен быть один из ее сыновей, и привезти, зашив обе руки в сыромятную кожу. Когда она прибыла, ее отправили… в ставку Соркуктани-беги, и Мункасар-яркучи [судья], обнажив ее, потащил на суд и допрашивал… Спросив о ее вине, ее завернули в кошму и бросили в воду». См. там же, стр. 138. —
18
На одну из главных причин неоднократного появления в средневековье легенды о широком распространении христианства