(Гл. 17). Итак, мы нашли Сартаха близ Этилии [Волга], в трех днях пути от нее…
Тогда я подал ему вашу грамоту с переводом по-арабски и сирийски. Ибо я приказал переложить ее в Аконе [Акра] на оба языка и письмена… [Ознакомившись с письмом, Сартак ведет себя сдержанно и на следующий день приказывает передать послам, что [59] он не полномочен решать вопрос и что они должны поехать к его отцу Бату.]
(Гл. 20). Что касается до Сартаха, то я не знаю, верует ли он во Христа или нет. Знаю только, что христианином он не хочет называться, а скорее, как мне кажется, осмеивает христиан… В те же четыре дня, когда мы были при дворе Сартаха, о нашей пище вовсе не заботились, кроме того, что раз дали нам немного кумысу… Итак, мы добрались до Этилии, весьма большой реки. Она вчетверо больше, чем весьма глубокая Сена…
(Гл. 21). Итак, мы спустились на корабле от этого поселка до двора Бату [вблизи Саратова]… [Следует описание довольно радушного приема у Бату. Однако и Бату считает себя неполномочным вести переговоры с послами и приказывает им ехать в Каракорум к великому хану Мангу [Мункэ], чтобы у него выпросить решение о допущении христианских миссионеров.]
(Гл. 22). И мы ехали с Бату, спускаясь возле Волги, в течение 5 недель… Ибо нам приходилось, за недостатком лошадей итти пешком… Наконец, около праздника Воздвижения Святого Креста [14 сентября] пришел к нам некий богатый Моал, отец которого был тысячником, что считается важным среди них, и сказал: «Я должен отвести вас к Мангу-хану; это — путь четырех месяцев, и там стоит столь сильный холод, что от него раскалываются камни и деревья. Смотрите, сможете ли вы выдержать»… На второй день после Воздвижения Святого Креста мы выехали, причем у нас троих было две вьючные лошади, и мы ехали не переставая в восточном направлении вплоть до дня праздника Всех Святых…
(Гл. 24). Нет числа нашим страданиям от голода, жажды, холода и усталости. Пищу они дают только вечером. Утром дают что-нибудь выпить или проглотить пшена… Накануне дня Всех Святых мы оставили дорогу на восток, так как Татары уже значительно спустились к югу, и направили, через какие-то горы [Кара-тау[2]], путь прямо на юг, в течение 8 дней подряд… Через неделю после праздника Всех Святых мы въехали в некий Саррацинский город, по имени Кинчат [на реке Таласс[3]]… В то время там ходили по льду, и еще раньше, начиная с праздника Святого Михаила [29 сентября], в степи стояли морозы…
(Гл. 25)… От упомянутого поселка мы направились к востоку прямо к вышеупомянутым горам [Киргизский хребет[4]]… Через несколько дней после этого мы въехали в горы, на которых обычно живут Каракатаи, и нашли там большую реку, через которую нам надлежало переправиться на судне [Или]… На следующий день, переправившись через те горы, которые составляли отроги больших гор, находившихся к югу, мы въехали [60] на очень красивую равнину, имеющую справа высокие горы, а слева некое море или озеро [озеро Балхаш], тянущееся на 25 дней пути в окружности. И эта равнина вся прекрасно орошена стекающими с гор водами, которые все впадают в упомянутое море… Мы нашли там большой город по имени Кайлак [у Капала], в котором был базар, и его посещали многие купцы. В нем мы. отдыхали 12 дней…
(Гл. 29). Итак, мы выехали из вышеупомянутого города [Кайлака] в праздник Святого Андрея и там поблизости, в трех лье, нашли поселение совершенно несторианское. Войдя в церковь их, мы пропели с радостью, как только могли громко: «Радуйся, Царица», так как уже давно не видали церкви… Среди больших гор в юго-восточном направлении тянулась долина, а затем между горами было еще какое-то большое море [Эби-Нур[5]]… Итак, мы переправились через долину, направляясь на север, к большим горам, покрытым глубокими снегами, которые тогда лежали на земле. Поэтому в праздник Святого Николая [6 декабря] мы стали сильно ускорять путь…
(Гл. 30)… Затем мы снова поднялись на горы, направляясь все к северу.
(Гл. 31). Наконец, в день блаженного Стефана [26 декабря], мы въехали на равнину, обширную, как море, так что нигде на ней не виднелось никакой горки, а на следующий день, в праздник Святого Евангелиста Иоанна [27 декабря], мы прибыли ко двору упомянутого великого государя… Нашему проводнику был назначен большой дом, а нам троим — маленькая хижина,, в которой мы едва могли сложить наше имущество, сделать постели и развести небольшой огонь… На следующий день нас повели ко двору, и я полагал, что могу итти босиком, как в наших краях, почему и снял сандалии…