Спутниками Рубрука были брат Бартоломео из Кремоны, клирик Россель, молодой раб с Востока Николай и весьма подозрительная личность — толмач, которого, видимо, звали Абдуллой. Рубрук называет его человеком Божиим Тургеманном. Этот толмач был чрезвычайно неприятным привеском. Его знание языков внушало сильное сомнение, впрочем, как и его добросовестность. Пожелание, высказанное Рубруком в конце отчета о путешествии, чтобы будущие миссии к монголам были прежде всего обеспечены хорошим толмачом, видимо, продиктовано этим печальным опытом. Рубрук упоминает в одном месте о том, как, усвоив сам некоторое знание монгольского языка, он убедился, что его толмач при переводе говорил совсем не то, что ему следовало бы передать. Возможно, что и переводчик Карпини оказался таким же ненадежным. В таком случае понятно, почему великий хан Гуюк воспринял папскую проповедь как изъявление покорности.
Подобно Карпини, Рубрук вынужден был проделать большую часть утомительного путешествия в зимние месяцы. 27 декабря 1253 г., через 3 1/2 месяца после отъезда из резиденции Бату, он прибыл в ставку великого хана вблизи Каракорума. Несомненно, Рубруку был оказан лучший прием, чем его предшественнику Андре Лонжюмо со стороны ограниченной вдовы императора. Более того, Рубрук провел при дворе хана Мункэ свыше шести месяцев. Но своих истинных целей он не достиг. Мункэ, вероятно, вообще неправильно [65] понял, чего, собственно, от него добивались. Все же знаменательно, что по желанию великого хана 30 мая 1254 г. в Каракоруме был устроен религиозный диспут между христианами, магометанами и буддистами о преимуществах их религий, который, разумеется, не привел ни к каким практическим результатам. Об отношении хана ко всем вероучениям свидетельствует тот факт, что он однажды во время разразившейся в горах бури приказал приверженцам всех представленных при его дворе религий молиться своим богам о прекращении непогоды! Следующее наивно смиренное замечание Рубрука о великом хане характерно не только для мышления монголов, но также и для отношения подавляющего большинства христиан того времени к религиозным проблемам.
«Если бы я, подобно Моисею, умел творить чудеса, он, может быть, уверовал бы».
Книга Рубрука написана на «варварской латыни»,[13] но она изобилует тонкими наблюдениями и в высшей степени интересными сообщениями культурно-исторического характера. Как заботливо собирал он сведения о том, чего сам наблюдать не мог, вытекает хотя бы из следующего факта. Только на основании расспросов Рубрук смог уже тогда сообщить, что Каспийское море это отнюдь не залив океана, как утверждали все географы без исключения вплоть до XVI в. Нас не должно удивлять, что, занимаясь исследованиями, Виллем часто становился жертвой заблуждений и легенд, распространявшихся теми лицами, на авторитет которых он полагался. Так, весть о Великой Китайской стене доходит до Рубрука в виде сообщения о том, будто в земле Катай [Китай] есть город с серебряными стенами и золотыми башнями.[14] Но в остальном даже о Китае, до которого сам Рубрук не доходил, он располагал довольно достоверными сведениями. Так, Виллем знал уже, что в Китае имеют хождение бумажные деньги,[15] о чем Европа, кроме него, узнала только от Марко Поло, что в городе «Сегин» (Сиань) есть христианский епископ.[16] Однако Рубрук сообщает также, что несториане позорят христианскую веру, так как они ростовщики, пьяницы и многоженцы. Справедливы ли были эти упреки и в какой мере, установить теперь нельзя. Следует принять во внимание, что Рубрук, естественно, испытывал антипатию к несторианской ереси. Не был свободен он и от предубеждений в своем отношении к представителям другой веры. Особенное отвращение вызывало у Рубрука мусульманство, что вполне естественно для благочестивого христианина эпохи крестовых походов. Волжских болгар, например, Рубрук называет однажды «самыми злейшими Саррацинами»[17] и не может воздержаться от характерного восклицания: «И я удивляюсь, какой дьявол занес сюда закон Магомета».[18]