Как будто можно принять и эту версию. Однако автор этих строк в ней сомневается. Решающее значение, по его мнению, имеет название «Море Тъмы», которое определенно никогда не применялось к водам у мыса Гвардафуй. «Морем Тьмы» всегда называли только Атлантический океан. К тому же не вызывает сомнений, что свои сведения Санудо почерпнул из арабского источника, так как указаний на «Тьму» мы не находим ни у какого другого народа.
Еще точнее выявляется источник сообщения фра Мауро из его своеобразного названия «мыс Диаб». Как считает Валькенер, слово Diab можно сопоставить с малайским dib или div, что соответствует индийскому dvipa и означает «на две воды глядящий» (то есть то же, что и латинское слово bimaris)[153]. Чаще всего это название относится к островам, но с таким же успехом оно может обозначать полуостров. Для мыса Доброй Надежды и еще больше для мыса Игольного, который в действительности является южной оконечностью Африки и даже смотрит на два океана, такое название было бы, бесспорно, удачным. Видимо, фра Мауро перевел без дальнейших рассуждений название «Каво де Диаб» как «Островной мыс» и поэтому ошибочно показал на южной оконечности Африки остров, который отделяется от материка мифическим проливом. Разумеется, теперь нельзя выяснить, в какой мере эти представления принадлежали самому фра Мауро я не появились ли они еще до него. Тем не менее примечательно, что еще в X в. канал или морской пролив, якобы связывающий Индийский и Атлантический океаны на юге Африки, фигурирует в описаниях Земли у арабских авторов, например у Масуди[154].
Фра Мауро в общем был хорошо знаком с арабскими и индийскими названиями. Это видно хотя бы из того, что южнее Занзибара он обозначает два острова их санскритскими названиями «Мангала» (Счастливый) и «Набила» (Красивый). Название «Диаб» никто не мог бы придумать без ознакомления с мысом на месте. С психологической точки зрения маловероятно, чтобы такое характерное название возникло в результате теоретических рассуждений. Поэтому Гумбольдт оказывает сообщению Мауро об «индийской джонке» неограниченное доверие и делает из него широкие выводы: «Эти африканские области до португальцев посещались арабскими, персидскими и индийскими мореходами»[155].
Автору этих строк такая гипотеза представляется слишком смелой. Подобная возможность не исключается, но каких-либо достоверных доказательств относительно Южной Африки у нас нет.
Сходное с Гумбольдтом мнение, согласно Феррану, высказал как-то Коуту, считавший возможным, что жители Явы случайно достигали на своих судах мыса Доброй Надежды[156]. На чем основывалось это утверждение, автору неизвестно, и поэтому он не может его проверить. Однако вряд ли оно могло быть лучше обосновано, чем предположение Гумбольдта. Ферран высказал еще одну не подкрепленную доказательствами гипотезу, будто индонезийцы могли при плавании в Южную Африку «проникнуть в глубь» материка с побережья, «как это делали мерина на Мадагаскаре», достигшие Зимбамбве[157]. В связи с соображениями, изложенными в гл. 135 (см. т. III), подобные гипотезы можно считать излишними.
Автору не удалось выяснить, на чем было основано мнение, будто в Венеции задолго до Диаша имелись сведения о мысе Доброй Надежды, и сам Тосканелли должен был о нем знать[158].
Нельзя не признать, что не только южный мыс Африки, но и ее береговая линия примерно до шпроты реки Оранжевой в общих чертах изображены у фра Мауро поразительно верно. Вряд ли можно объяснить это только фантазией картографа. Отсюда не исключена возможность, что около 1420 г. какое-то арабское судно действительно побывало у побережья Африки, которое, по всеобщему мнению, было открыто португальцами только через 65–68 лет. Правда, арабы, как мы знаем, были великими сочинителями сказок, в лучшем смысле этого слова, но их настоящие сказки обычно никогда не согласовывались так поразительно точно с действительностью, если она не была им известна. Как бы то ни было, географический фон, на котором разыгрывается вся история, так точно согласуется с действительными условиями, что, несомненно, в ее основе лежало свидетельство очевидцев.
Несколько туманными остаются, правда, более мелкие детали приключения, воспроизведенного фра Мауро. Из его сообщения, что судно прошло, мимо островов Мужчин и Женщин, многого не извлечешь.
«Острова Мужчин и Женщин» были одними из всемирно распространенных легендарных географических островов, которые в древние времена размещали во всех известных тогда морях. Еще Диодор упоминает об острове Амазонок на мэре Тритонов[159], то есть в заливе Габес[160]. Видимо, островом, на котором жили только женщины, считался некогда и Лемнос[161]. Возможно, что именно Лемнос был упомянут китайцем Сюань Цзаном (см. т. II, гл. 77) в VII в. как остров Амазонок, находящийся к юго-западу от «Фулиня» (Византия)[162]. Марко Поло называет острова «Мужской» и «Женский» в Аравийском заливе[163], Идриси — «царство Женщин» к востоку от Явы и еще остров Амазонок на севере Европы, а также «Мужской остров». Можно привести много подобных примеров и на Балтийском море[164], где наряду с Идриси король Альфред Великий[165], Ибрагим Ибн-Якуб[166] (см. т. II, гл. 99) и Адам Бременский[167], каждый помещал свою «Страну женщин», и т. д.
154
156
157
158
160
О несомненном тождестве моря Тритонов и залива Габес см.
161
Согласно греческим мифам, обитательницы острова Лемнос перебили своих мужей и основали женское царство; позднее они, однако, гостеприимно приняли аргонавтов и родили от них новое поколение лемнийцев, —
162
Отчет о путешествии Сюань Цзана. См.
164
Хороший общий обзор сообщений об острове Амазонок и т. д. дает Юл. См.
166