Тот факт, что чужеземец Ноли самим королем был назначен первым губернатором этих островов и хорошо управлял ими до самой своей смерти, достаточно убедительно доказывает, как высоко оцепили его заслуги.
Плавание Ноли к островам Зеленого Мыса состоялось по инициативе принца Генриха, и поэтому Кроун[568] относит его к 1459, или к 1458/59 г., самое позднее к 1459/60 г. Между тем, Ракль[569] и Мейджор считают, что речь может идти только о 1460 г. Автор этих строк полагает, что правильнее всего-датировать плавание Ноли 1458 г. Ведь во время мавританской войны 1458–1460 гг. принц Генрих снова выполнял обязанности полководца и флотоводца, и у него, разумеется, не оставалось пи времени, ни сил, ни денег, ни кораблей, пи людей, чтобы предаваться своим географическим увлечениям. Если бы даже Ноли испросил тогда права путешествовать на собственный страх и риск, то он, вероятно, не смог бы встретиться с принцем в Сагрише, а если бы такая встреча состоялась, то ему приказали бы не отправиться в экспедицию, а примкнуть к военному флоту для борьбы против неверных.
Если экспедиция Ноли действительно состоялась до мавританской войны, то суда должны были выйти из Португалии предположительно в середине апреля 1458 г. и достигнуть островов Зеленого Мыса 1 мая. — Не совсем ясен текст Барруша: видимо, он хотел сообщить, что оставленный Кадамосто без наименования остров Маю был назван так в честь начала мая. Обоим святым, днем которых считалось 1 мая, была оказана обычная почесть: по св. Иакову был уже назван Кадамосто остров Сантьягу (см. стр. 160). Теперь последовало дальнейшее присвоение названия в честь св. Филиппа, днем которого тоже считается 1 мая: современный остров Фогу получил тогда наименование Сан-Филипи, как следует из сообщения Валентина Фердинанда от 1507 г.[570] Свое современное название Фогу (Огненный остров) бывший Сан-Филипи получил только в XVI в., когда в 1500 г. рухнула часть старого кратера вулкана и при этом на его склонах появилось пламя.
Мы не беремся утверждать, что ход событий обрисован верно во всех деталях, да и вряд ли это возможно. Однако само открытие архипелага состоялось, видимо, именно таким образом. Кадамосто, вероятно, был первооткрывателем, Ноли немного спустя — заботливым исследователем, а позднее — первым колонизатором островов Зеленого Мыса. Через несколько лет, в 1458 г., Диогу Аффонсу (см. гл. 184), возможно в сотрудничестве с Ноли, нашел последние, еще неоткрытые западные острова. Участвовал ли в этом плавании Ноли — не ясно, хотя Ракль считает его открывателем западных островов[571].
Итак, вопрос об открытии островов Зеленого Мыса и о том, какую роль сыграли Кадамосто и Ноли, можно разрешить мирно, не впадая в противоречия. Заслуги обоих этих мореплавателей могут считаться равными.
Ну, а как же отнестись к утверждению третьего современника события — Диогу Гомиша? Ведь Гомиш настаивает на том, что в действительности острова были открыты, когда он вместе с Ноли хотел вернуться с побережья Африки в Португалию, и только то обстоятельство, что его корабль был снесен штормом к Азорам, позволило Ноли раньше вернуться в Португалию, где ему незаслуженно была присвоена честь открывателя и в награду предоставлена должность губернатора?
Такое изложение событий а priori не внушает нам доверия. Король, очевидно, принял свое решение только после зрелого размышления и возвращения на родину Диогу Гомиша, официально признав открывателем Ноли. Так как Гомиш был португальцем, а Ноли — иностранцем, то маловероятно, чтобы король захотел незаслуженно обойти своего соотечественника и отдать предпочтение чужеземцу. Более правдоподобно, что он мог поступить как раз наоборот, но независимо от этих соображений психологического характера отчет Гомиша возбуждает сильные подозрения и по многим другим причинам.
Прежде всего, датировка Диогу Гомиша не вписывается в исторические события. Гомиш сообщает о своем мнимом открытии островов Зеленого Мыса после подробного рассказа о смерти принца Генриха и начинает его со слов: «Два года спустя». Так как принц Генрих умер в 1460 г., то отсюда следует, что острова Зеленого Мыса были открыты Гомиш ем только в 1462 г. Однако он не сам записал свои воспоминания, а продиктовал их через добрую четверть века Мартину Бехайму, когда тот был в Португалии. Итак, можно считать, что Бехайм допустил ошибку или что-то неправильно понял. Легко могла произойти и перестановка текста, ибо 1462 г. как таковой не называется.
570
«Abhandlungen der Königlich-Bayerischen Akademie der Wissenschaften. I. Klasse», 1845, В. IV, Abt. III, S. 70 (и след.).