Почти все заданные выше вопросы – шутка, я же видел в кино: стены у них есть, причем самые разные. Я просто хочу сказать, что ждал каких-то существенных отличий. Если мы фундаментальным образом отличаемся друг от друга в глазах Бога, не можем же мы вести одинаковый образ жизни.
Но в доме у Анны-Мари все было почти как в нашем, только порядка гораздо больше. Можно было ходить по комнатам и не смотреть, что там валяется под ногами, – сильно, надо сказать, упрощает дело. А еще у них оказалось светлее и как-то современнее, хотя строились наши дома, полагаю, в одно и то же время. В нашем доме и мебель, и обои старые и темные – мы будто живем в старинной библиотеке. Даже книги – по еврейскому закону и философии – все в старых красных и коричневых переплетах. А в доме у Диаз-О’Лири все было в светлых пастельных тонах: стены, занавески, мебель. Никаких книжных полок в общих комнатах. На их месте большие деревянные таблички с надписями вроде: «В ЭТОМ ДОМЕ ЦАРЯТ СМЕХ И ЛЮБОВЬ» или «ГДЕ СЕРДЦЕ, ТАМ И ДОМ».
Но главное отличие между нашими домами состояло в том, что здесь жила Анна-Мари. Именно об этом я все время и думал: вот коврик, на котором Анна-Мари оставляет обувь, предварительно ее сняв. Вот стул, на котором иногда сидит Анна-Мари. Вот еще один стул, где она тоже сидит, но в другое время. Вот холодильник, из которого Анна-Мари достает скоропортящиеся продукты.
Смотреть в интернете, как она танцует, было все равно что разглядывать через окно ее мир. И вот я влез в это самое окно и оказался в ее мире, с ней рядом. Я чувствовал себя исследователем Арктики, устремившимся к новым пределам. Беда в том, что исследователям Арктики часто приходилось голодать и есть собственные сапоги.
На Анне-Мари были спортивные брюки и худи. Волосы она стянула резинкой. Выглядела она более по-домашнему, чем когда мы встречались на улице. В смысле, она, конечно, и была дома, но выглядела раскованнее.
Из-за угла вышла ее мама. Я ожидал, что появление ее мамы будет сопровождаться зловещей музыкой, как оно бывает в кино. Но музыка не зазвучала, да и вид у мамы был не зловещий. Одета она была примерно так же, как дочь, только брюки не такого яркого цвета. Волосы собраны в аккуратный пучок, на носу большие очки, скрывающие едва ли не все лицо.
На самом деле внешне они были не очень похожи. Но потом мэр улыбнулась, и я сразу заметил сходство. Она поздоровалась, сделав сразу несколько ошибок в моем имени.
– Яй-ху-ди, – произнесла она с ухмылкой, объединив мое полное имя с уменьшительным.
Общаясь с неевреями, я обычно представляюсь Иудой. Но миссис Диаз-О’Лири не дала мне такой возможности, потому что заговорила первой.
Поздоровавшись, она улыбнулась и протянула мне руку. Я не взял. Улыбка угасла.
– Ма, – сказала Анна-Мари, – он не пожимает рук.
– Ой, да я…
– И называй его просто Худи, – добавила Анна-Мари. – Как вот одежду. Повторяй за мной. Готова? Ху…
– Не смей со мной так разговаривать, – оборвала ее мама.
Отличное начало.
Видимо, подумав, что в другом помещении нам будет не так неловко, мама Анны-Мари повела нас в кухню. Мне это не внушало оптимизма. В кухнях держат еду. А время обеденное.
Анна-Мари села за кухонный стол. Я остался стоять в дверях, как это обычно делал у себя дома.
– Я собиралась делать бутерброды. Вам, ребята, тоже сделать? – спросила миссис Диаз-О’Лири. – У меня есть салат из тунца. – Она довольно долго рассматривала хлеб в упаковке. – Ух ты! – обрадовалась она. – Глядите! Кошерный.
И она протянула мне буханку – можно подумать, я буду есть голый хлеб только потому, что он кошерный; можно подумать, кошерная еда – большая редкость и, увидев ее, я тут же всю ее слопаю до последней калории.
– Ма, он…
– Салат из тунца тоже, наверное, можно, мы не будем в него добавлять сыр…
– Нет, ма. Ты же трогала этот хлеб. И сама делала салат здесь, в кухне.
– И что?
– А кухня у тебя не кошерная.
– То есть я осквернила этот хлеб своим прикосновением? – спросила мэр. Потом закатила глаза, сообразила, что делает, и постаралась быстренько вернуть их в нормальное состояние.
– Да господи, мам. Фейсбук[61] – не единственное приложение на белом свете. Ты что, Гуглом пользоваться не умеешь? Это просто.
Миссис Диаз-O’Лири посмотрела на меня, явно ожидая подтверждения правоты слов дочери. Мне не очень хотелось отвечать. Теоретически, если она пользовалась новенькой открывашкой для консервных банок и только одноразовыми ножами, если взяла свежую банку кошерного майонеза, я бы, возможно, и смог съесть этот бутерброд. Но устраивать импровизированное занятие по кашруту явно было не к месту, да и не испытывал я никакого желания убеждать кого-то в верности тридцативековой интерпретации законов, данных нам Богом. Поэтому я просто кивнул.