В зоне он стакнулся с деловыми. Как все это происходило, история умалчивает. Но я подозреваю, что первопричиной признания Остапа Гнатовича в воровской среде были его пудовые кулаки.
Уже в юности он мог убить быка одним ударом кулака в лоб. А все потому, что сызмальства работал в кузнице, под руководством отца, тоже не обделенного силой.
Остап Гнатович получил в лагерях кличку Довбня, что вполне соответствовала и его внешнему виду, – он был невысок, но кряжист, как дуб, – и его внутренней сути. (Довбней на украинском языке называют увесистую деревянную колотушку).
После выхода на свободу новоиспеченный деловой окунулся в воровскую жизнь по самые уши. Постепенно Остап Гнатович стал весьма удачливым гопстопником[12], потому что другой воровской «профессии» (например, вора-карманника) его так и не смогли обучить – уж больно лапищи у Довбни были большими. Да и хитрости тогда в нем было маловато. Остап Гнатович всегда пер напролом, как взбесившийся бык.
В очередной раз его захомутали в середине шестидесятых. Он получил «червонец» и отсидел от звонка до звонка. Из зоны Довбня вышел уже непререкаемым воровским авторитетом, хотя на вора «в законе» короноваться отказался.
Я ехал к Довбне потому, что за ним был должок – однажды мне довелось здорово выручить его племянника. Иначе пацан загудел бы в тюрьму лет на семь. Его пытались подставить, и разбираться в этом мутном деле пришлось нашему О.С.А.
Нас остановили, когда мы сворачивали к дому Остапа Гнатовича. Он жил в конце узкого переулка.
Его хата (еще раз подчеркну – именно крестьянская хата, а не городской дом) утопала в зелени большого сада. Был у Довбни и небольшой огород, где он выращивал огурцы, помидоры и разную зелень – без нитратов. Остап Гнатович очень ревностно относился к своему здоровью.
– Видите, знак? – «Народный контролер» показал Михеичу на «кирпич», прилепленный на покосившемся заборе у въезда в переулок.
– А как же? – Михеич доброжелательно улыбнулся. – Но, я думаю, что это просто чья-то шутка.
– Шутка, говорите? – Приблатненный парнишка с наглыми голубыми глазами показал свои удивительно белые и ровные зубы; ну прямо тебе голливудский герой, этот… как его… – Ди Каприо. – Ну, тогда езжайте. Убедитесь… какие у нас тут шутники.
– Хлопец! – позвал я хохлацкому «Ди Каприо». – Ты поди к Остапу Гнатовичу и скажи, что к нему на рандеву пожаловал Сильвер.
– Сильвер? – На живой физиономии парнишки появилось озадаченное выражение. – Но это же…
– Да вижу я, вижу, что ты шибко грамотный. Даже «Остров сокровищ» прочитал. Нет у меня деревянной ноги. Беги, беги, отрок. Мы подождем.
Парнишка бежать не стал, а неторопливо удалился, всем своим независимым видом показывая, кто тут хозяин.
– Может, все-таки поедем? – спросил Михеич. – Что у них там, пулемет стоит?
Я ухмыльнулся и ответил:
– Еще хуже. Милицейский «еж» перекинут через дорогу и замаскирован в пыли. Если есть желание пробить все четыре колеса – езжай. Будешь потом часа два резину клеить. А мы домой пойдем пешком.
– Ишь ты, как берегут твоего Остапа Гнатовича… Что это за фигура такая козырная?
– Тебе разве не приходилось слышать это имя в твою бытность защитником столпов отечества?
– Да вроде нет…
– А кликуха Довбня тебе о чем-нибудь говорит?
– Иди ты! Так это мы…
– Ну да. Едем к атаману хуторских в гости. Правда, не знаю, примет ли он нас…
– Примет, – угрюмо сказал Влад. – Мы настоим.
– Кто бы сомневался… – Я коротко хохотнул.
Понятное дело, что примет. Куда он денется. Нас не остановит хуторская шпана. Пойдем напролом. А все потому, что без помощи Довбни мой замысел может оказаться пшиком.
Парнишка немного задержался. Я уже грешным делом начал подумывать, а не забыл ли старый бандер[13] мое имя?
Наш посланец появился не один; еще двое таких же, как он, башибузуков принялись освобождать переулок от заградительного «ежа», который смахивал на длинную змею с шипами на спине.
– Остап Гнатович вас приглашают, – церемонно сказал парнишка и довольно элегантным жестом указал на въезд в переулок.
Похоже, его учили на карманника. У парня были отточенные, вкрадчивые движения и очень гибкие, беспокойные руки.
У ворот нас уже ждал «эскорт» – два здоровяка в пиджаках, под которыми угадывались стволы.
– Кто из вас Сильвер? – спросил один из них.
– Май нейм из Стас Сильверстов, – сказал я весело и спросил: – Шмон будет?
– А как же. Идешь только ты. Сам. Остальные ждут здесь.
– О`кей. Осторожность мать мудрости. Только не щекочите! Я боюсь щекотки.
– Не переживай. Мы нежненько…
Бугаи осклабились и один из них начал щупать меня, как девку. Я терпеливо дожидался конца этой обязательной во владениях Довбни процедуры.
Второй охранник немного отступил (так, чтобы держать всех нас в поле зрения) и держал правую руку полусогнутой – чтобы в случае надобности быстро достать оружие.
– Нормально, – резюмировал тот, что меня обыскивал. – Проходи.
– Вы тут моих парней не обижайте, – сказал я с нажимом. – А то они очень нервные.
– О чем базар. У нас гость – это святое.
– Ну-ну, – сказал я с сомнением, бросил взгляд на бесстрастное лицо Влада (ох, лучше бы его никто не вздумал кантовать!), и пошел по вымощенной тротуарной плиткой дорожке к хате, где на высоком крыльце меня уже ждал Остап Гнатович.
– Шоб мине лопнуть! – воскликнул он, благожелательно улыбаясь в длинные казацкие усы. – Чи мои очи брешуть, чи это правда? Ей богу, Стасик! Ну, здорово, казак!
Мы обнялись.
Нужно сказать, что я не готов был к такому бурному изъявлению чувств, а потому немного замешкался и не успел напрячь мышцы. Объятья Остапа Гнатовича были сродни тискам матерого удава. У меня даже кости затрещали.
– Э-эй, Ос-с…стап Гна-а…атович! Отпусти, задавишь!
– Вот молодежь нынче хилая пошла! – Довбня разжал свои клешни и довольно ухмыльнулся. – Шо за времена? Ну, чого за бокы держишься? Не горюй, до свадьбы усё заживет… як на тому цуцыку. Пойдем у садочок, по чарке выпьем. А то сижу здесь як сыч в дупле. Шо поробыш… пенсионер…
Ага, пенсионер… Дедушка – божий одуванчик. Старичок-боровичок. Интересно, сколько под ним ходит хуторской братвы?
Точно роту можно собрать. Конечно, это пожиже, чем было у его однофамильца батьки Махно во время Гражданской войны, однако тоже впечатляет.
Удивительно, но стол в саду уже был накрыт. Или Остап Гнатович кого-то ждал, или это у него было такое правило – завтрак плавно переходил в обед и заканчивался поздним ужином.
Порядок как в домах римских патрициев…
– Ну сидай, сидай, в ногах правды нэма. Сальцэ сам солил, попробуй. Ковбаску с села привезли, из-под Полтавы… очень пользительная. Добра ковбаса. Во рту тает. Настоящая, нэ в крамныци куплена. А горилочка… ух! Это меня греки азовские побаловали. Старые кореша. Чача называется. Из винограда. Вкус – як губы у панночки. Выпьешь – и не идешь, а летишь. Отака гарна вещь.
Остап Гнатович выглядел как настоящий запорожский казак – лысая и круглая, словно бильярдный шар, голова с небольшим чубчиком едва не на макушке, пышные седые усы, вышитая льняная сорочка и широкие синие шаровары от спортивного костюма.
Он даже люльку курил; наверное, чтобы подчеркнуть это сходство.
«Поихав бы на свою Украйну-неньку, – жаловался он как-то мне, – но шо мне там робыть? Там своих хлопцев до биса. Усё поделено и схвачено. А хочется весной послухать, як хрущи гудуть… а небо над стэпом якэ… як крыныця без дна. Ой, мама моя родная! Но я свой заповит напысав: як умру, то шоб отвезлы меня в тэ село, где жили мои деды-прадеды. От тягнэ мэнэ туды, хоч убый…»
– Да ты пей, пей, не сумлевайся, не отравлено… Ха-ха-ха… Помидорчик бери, бочкового посола. Со своей грядки. А цэ гусьок, еще утром в пруду плавал. Вин трохы охолов… та цэ ничого. Такэ гарнэ мясцэ можно исты и холодным. Закусывай, закусывай…