Я не мог сказать ни Стиву, ни кому-либо еще, что полностью поддерживаю Джо Ди и сочувствую ему. Если бы я вынужден был работать с Сидни, я бы вел себя не лучше. Кроме того, я не мог плохо думать о Джо Ди, что бы тот ни делал. Я всегда испытывал к нему благодарность за то, что он был добр к нам с Макграу, что учил нас бодисерфингу и беспокоился за Макграу, когда тот заплыл слишком далеко. Также я знал, что Джо Ди присматривал за дядей Чарли. Джо Ди считал себя спасателем и телохранителем дяди Чарли. Переживал, что тот играет в азартные игры. Защищал дядю Чарли в любой барной перебранке. А после того, как дядя отрабатывал ночную смену за стойкой, Джо Ди оттирал за ним пятна и убирал лужи разлитого спиртного. «Чертов Чаз, — говорил Джо Ди, намывая стойку. — Когда он поймет, что хороший бар — это чистый бар?» Потом Джо Ди брал проволочную щетку и зачищал отметины на стойке — там, куда дядя Чарли шарахал бутылками в гневе или в приливе энтузиазма. По-моему, это была любовь.
Еще мне подсознательно нравилось — и я даже слегка завидовал этому, — как Джо Ди справляется со своим гневом. Если его сердце было разбито, он мог разбить пару голов. Он без извинений срывал свое раздражение из-за Джози на пьяных, которые устраивали беспорядки в «Пабликанах». Для Джо Ди заварушка в баре стала своего рода искусством. В драках он был тем, кем Хемингуэй в бое быков, — практиком, знатоком и защитником. Однажды я спросил Джо Ди, в скольких драках он участвовал за свою жизнь, и он стал считать, медленно и восторженно, как Казанова, вспоминающий, сколько женщин у него было. «По меньшей мере в трех сотнях. И проиграл только одну. — Он помолчал, размышляя. — Хотя нет. То была ничья».
Однажды какой-то крепкий орешек, которого вышвырнули из «Пабликанов», вырвал полено из ограды за баром и стал размахивать им в толпе. Джо Ди на лету выхватил у него полено, сломал его пополам об колено, а потом вырубил мужика. «Я не хвастаюсь, не поймите меня превратно, но это был самый, мать твою, крутой поступок в моей жизни». Самый матьтвою крутойпоступоквмоейжизни.
Главная хитрость в драке, сказал мне Джо Ди, расслабиться. Чтобы надрать кому-то задницу, нужно сначала расслабить собственную. Мягкий кулак, говорил он, жесткий удар. Это напоминало философию дзен, которую странно было слышать от простого деревенского увальня вроде Джо Ди. Самое расслабленное выражение на лице Джо Ди я видел в тот момент, когда он спасал меня от серьезнейшей драки в моей жизни. Это случилось, когда какой-то горлопан вступил в перепалку с дядей Чарли. Существовал длинный список прозвищ, которыми нельзя было называть дядю Чарли — Лысик, Полицай, Яичная Голова, Членоголовый, Голый Кумпол, Господин Чистюля, — а горлопан успел перечислить их все в своей возмутительной тираде. Я вышел вперед, чтобы заступиться за дядю, но грубиян схватил меня за рубашку и сжал кулак. От сломанного носа и полета в окно меня отделяли несколько секунд, и тут Джо Ди перескочил через стойку, как победитель открытого чемпионата США. Я никогда не забуду его лица — то же самое невозмутимое выражение, с которым он плыл на спине на пляже в Джилго, — когда он отправил горлопана в нокаут ударом, достойным МакЭнроя.[78]
Я ушел от Генерала Гранта и отправился пить к Джо Ди. Я сидел возле него, пока он наблюдал за Джози и жаловался своей мышке. Вскоре нас прервала команда «Пабликанов» по софтболу, ввалившаяся через черный ход. Они выиграли у «Килмид» благодаря великолепной игре Атлета. Я разглядел победную ухмылку на перепачканном грязью лице Атлета, несмотря на низко надвинутый козырек кепки. Он выглядел так, будто только что вернулся с успешного задания. Его козырек всегда напоминал мне шлем с сеткой, а софтбольная бита, которую он нес, была похожа на М60. Я пожал его руку и почувствовал, как тестостерон разошелся по моим венам.
— Купить тебе пива? — предложил я.
— Так вот что выпускники Лиги Плюща называют риторическим вопросом, — хмыкнул он.
78
Джон Патрик МакЭнрой Младший (род. 16 февраля 1959 в Висбадене, Западная Германия) — американский теннисист, в прошлом лучший теннисист мира.