— Власть, — объяснил мне Далтон, — это осознание того, что мы против них бессильны, Придурок. Кроме того, ты все неправильно понял. Скорее, мы говорим бару, чего хотим, а бар, как волшебная лампа, освещает то, что нам нужно.
— Лампа — это Стив, — сказал я.
— Я думал, что Стив — это джинн, — возразил ДеПьетро.
— Стив — это свет, — настаивал Далтон.
Мы посмотрели друг на друга, сбитые с толку. ДеПьетро снова повернулся к своей девушке, Далтон вернулся к Эмили, а я повернул лицо к двери, ожидая следующего подарка бара — женщины. Я молился, чтобы это была женщина. Я знал, что это будет женщина. Идеальная женщина. Женщина, которая спасет меня. Во мне была непоколебимая вера в бар и в мою теорию. И в женщин.
Но Далтон был прав. Бар не хотел осуществлять желания, он удовлетворял наши потребности, а в тот момент мне нужна была не женщина, а друг определенного рода. Через несколько дней в «Пабликаны» вошел крупный мужчина, поздоровался, ни к кому не обращаясь, и уселся рядом с автоматом с сигаретами. Он был на два фута выше автомата, а его плечи — на несколько дюймов шире. Я решил, что ему хорошо за тридцать. Заказав коктейль «Отвертка», он уставился перед собой, ни на кого не глядя, как агент секретной службы, ожидающий президентский кортеж.
— Кто такой этот мамелюк? — прошептал я дяде Чарли.
— Мамелюк, — повторил дядя Чарли. — Хорошее слово.
Я согласился, хотя точно не знал, что оно означает.
Дядя Чарли сузил глаза и взглянул на автомат с сигаретами:
— Ах да, точно, он при исполнении.
Я замотал головой, не понимая, что он имеет в виду.
— Коп, — объяснил дядя Чарли. — Легавый. Полиция Нью-Йорка. Недавно купил дом у подножия одного из этих холмов. Хороший парень. Очень хороший парень. — Он понизил голос. — Есть тут одна история.
— Что такое?
— Я не имею права рассказывать. Но он очень крут.
Мужчина подошел к нам.
— Привет, Чаз, — поздоровался он.
— А, — сказал дядя Чарли. — Боб Полицейский, позволь представить тебе моего племянника, Джей Ара.
Мы пожали друг другу руки. Дядя Чарли извинился и юркнул в телефонную будку.
— Ну что ж, — сказал я Бобу Полицейскому, замечая, что во рту у меня ни с того ни с сего пересохло. — Дядя говорит, что ты офицер полиции?
Тот осторожно кивнул, будто говоря раздающему карты при игре в очко: «Дай мне еще одну».
— Ты на каком участке работаешь?
— У пристани.
Целую минуту мы оба молчали.
— А ты чем занимаешься? — спросил он.
Я прочистил горло:
— Я копировщик.
Боб нахмурился. Я сотни раз называл себя копировщиком, но сейчас впервые осознал, как нелепо это звучит. Не многие названия профессий звучали так незначительно. Что-то из разряда «посыльный», «разносчик газет», «помощник конюха». Увидев реакцию Боба, я пожалел, что не назвался оператором копировальной машины. Или хотя бы сотрудником по сортировке копий.
Но неприятным Бобу Полицейскому показалось вовсе не название моей должности.
— Я не большой поклонник газет, — сказал он.
— Правда? Что ж, а я побаиваюсь полицейских, поэтому, думаю, мы просто созданы друг для друга.
Никакой реакции. Прошла еще минута. И опять я прочистил горло.
— А почему ты не любишь газеты?
— Про меня как-то написали в газете. Было не очень приятно.
— Почему про тебя написали?
— Длинная история. Посмотри как-нибудь в архиве.
Он пошел сделать взнос в фонд Дона.
Вернулся дядя Чарли.
— Твой друг, — сказал я ему, — очень немногословен.
— Да, он скуп на слова, — подтвердил дядя Чарли.
— Он вообще молчит.
— Мне это нравится. Люди слишком много болтают.
Боб Полицейский вернулся. Я улыбнулся. Он не ответил на мою улыбку.
Полвечера у меня ушло на то, чтобы сообразить, на какую кинозвезду похож Боб Полицейский. (У меня было полно времени на размышления, так как паузы каждый раз длились по несколько минут.) Наконец я вспомнил — на Джона Уэйна.[85] Не столько лицом, сколько фигурой и формой черепа. У него было тело Джона Уэйна — широкий торс без бедер — и непропорционально большая прямоугольная голова Уэйна, которая, казалось, заточена специально под ковбойскую шляпу. Если надеть ковбойскую шляпу на голову Бобу Полицейскому, подумал я, он даже не вздрогнет. Он просто протянет руку, дотронется до полей и скажет: «Привет». Он даже нес свое тело так, как Уэйн, слегка покачивающейся походкой, которая давала понять: «Все апачи мира не смогут захватить этот форт». Я почти ожидал, что он вскочит на барную табуретку, как в седло, пока он не уселся на нее.
85
Джон Уэйн (1907–1979) — американский актер, удостоенный «Оскара». Символ мужественности.