Для меня падение рынка всегда будет ассоциироваться с Господином Выходным. В течение недели он носил сшитые на заказ костюмы, накрахмаленные сорочки и галстуки от «Гермес». С понедельника по пятницу он никогда не повышал голос, и прическа у него всегда была волосок к волоску, а когда я видел его в поезде, он читал «Уолл-стрит джорнал» так внимательно, будто собирался сдавать экзамен. Но каждый вечер пятницы без исключения, проведя очередные пять дней в бесплодных попытках вернуть себе потерянное состояние, бедняга входил в «Пабликаны», и бармен кричал: «Черт возьми, ребята, Господин Выходной!» Пока он развязывал галстук, у него отбирали ключи от машины, и следующие сорок восемь часов Господин Выходной прыгал на стульях, вис на столбах, лежал на столах, распевая песни. В какой-то момент он ни с того ни с сего вдруг начинал делать приседания, пока не вырубался в третьей кабинке от двери, будто это была его личная полка в ночном поезде. Я много раз думал представиться ему: «Господин Выходной? А я Господин Соленый», — но с Господином Выходным не получалось по-настоящему поговорить. Однако по нему можно было сверять часы, и так же точно, как он всегда появлялся в баре в пятницу вечером, утром в понедельник он с серьезным видом вышагивал по Пландом-роуд, чтобы сесть на утренний поезд. Порой он выглядел как Господин Рабочий День, который только что проснулся от кошмара.
Немногие в «Пабликанах» знали, что человеком, по которому падение рынка ударило сильнее всех, был Стив. У него возникли проблемы с баром в Нижнем Манхэттене. Стив мечтал об «Пабликанах на пирсе» как об элегантном заведении, где посетители будут использовать шампанское «Кристалл» в качестве жидкости для освежения рта. Но сейчас люди меньше всего думали о сочном бифштексе по завышенной цене и об изысканной бутылке дорогого вина. Стив рисковал потерять миллионы. Он мог потерять свой дом, если на него начнет нажимать банк. Но самое ценное он уже потерял — уверенность в себе. Бар в Манхассете — это было неплохо, но Стив хотел успеха более крупного масштаба, он хотел стать игроком, ворваться в Высшую лигу. Скорее всего, эти желания у него появились из-за встреч с богатыми людьми в своем баре. Его развратили его собственные клиенты, которые приходили в «Пабликаны», чтобы отпраздновать свое богатство. Стив решил, что бар в Манхэттене — его шанс. И теперь, впервые в жизни, он терпел неудачу, крупную неудачу, и «Пабликаны на пирсе» стали памятником его провалу. Бар стоял в конце пирса, пустой как могила. Хорошо освещенная могила, за аренду которой Стив платил сорок пять тысяч долларов в месяц.
— Стив плохо выглядит, — сказал я дяде Чарли за несколько дней до начала своего испытательного срока.
Мы оба оглянулись на Стива, который стоял в углу бара — злой, с подкашивающимися ногами, со смятением в глазах. Не было больше улыбки Чеширского Кота.
— Он выглядит, — признал дядя Чарли, — как Хаглер в последних раундах.
В новых подтяжках и галстуке того же цвета — рождественский подарок матери — я первым пришел в отдел новостей в тот первый рабочий день 1989 года. Мои ботинки были начищены, волосы приглажены гелем, карандаши отточены, как копья. Редакторы поручили мне написать заметку про конфликт с определением границ районов в Ист-Сайде, и я набросился на нее, будто это было вторжение в Уотергейт. Я написал восемьсот слов, едва уложившись в срок, и, поскольку сильно нервничал, заметка получилась бессистемной кашей. Она читалась так, будто ее написал Твою Мать. Редакторы внесли много поправок — глобальных, радикальных, в стиле профессора Люцифера — и похоронили заметку где-то в дебрях раздела местных новостей.
Когда я возвращался на поезде в Манхассет, я сказал себе, что нужно найти способ сохранять спокойствие, когда горят сроки. Я вспомнил, как Атлет не спеша примеривался к последней подаче. Я подумал о Макграу, кидавшем чейндж-ап[95] в разгар игры. О Бобе Полицейском, который вылавливал очередной труп, и о дяде Чарли, танцевавшем танго, когда гангстеры замышляли его прикончить, и о безмятежном лице Джо Ди, избивавшего пьяных до потери сознания. Расслабьсяпацанпростоматьтвоюрасслабься. Я вспомнил их всех, и это помогло.
В конце недели редакторы отправили меня в Бруклин, где была убита девочка-подросток, которая случайно попала в бандитскую перестрелку. Я поговорил с ее друзьями, учителями и соседями. Она мечтала стать писательницей, сказали мне. Недавно поступила в университет и мечтала стать новой Элис Уокер.[96] Ее жизнь, как и моя, только начиналась, и я чувствовал, что это честь для меня — писать о ней, а времени нервничать у меня уже не оставалось. Я писал в течение часа, а потом нажал на кнопку «отправить» на своем компьютере. Редакторы сделали несколько небольших поправок и поместили заметку на первую страницу местных новостей. Хорошая работа, сказали они, и в их голосах сквозило удивление.
96
Элис Уокер (род. 1944) — американская писательница, феминистка. В 1983 году была награждена Пулитцеровской премией в области литературы за роман «Цвет пурпурный».