Чем больше времени я проводил с дядей Чарли, тем больше я говорил, как он, ходил, как он, копировал его манеры. Я опирался на локти, когда жевал. Еще я разыскивал его и пытался вызвать на разговор. Думал, это будет легко. Раз мы вместе проводим время в Джилго, мы друзья, правда? Но дядя Чарли был сыном своего отца.
Как-то раз я заметил, что он в одиночестве сидит за обеденным столом и ест бифштекс на косточке. Я подсел к нему.
— Жаль, что дождь идет, — сказал я.
Чарли подскочил и прижал руку к сердцу.
— Господи Иисусе! — воскликнул он. — Ты откуда?
— Из Аризоны. Ха!
Он покачал головой и опять уткнулся в газету.
— Очень жаль, что дождь идет, — повторил я снова.
— А мне нравится, — заметил дядя, не отрываясь от газеты. — Соответствует моему настроению.
Я нервно потер ладони.
— Бобо сегодня будет в «Диккенсе»? — спросил я.
— Неверно, — продолжая смотреть в газету, ответил дядя. — Бобо в черном списке.
— Что Бобо делает в баре?
— Готовит.
— Уилбер там будет?
— Уилбер в поезде.
— Мне нравится Уилбер.
Нет ответа.
— А Кольт там будет?
— Неверно. Кольт идет на матч «Янкиз».
Пауза.
— Кольт смешной, — сказал я.
— Да, — торжественно подтвердил дядя Чарли, — Кольт смешной.
— Дядя Чарли, можно я посмотрю следующее дерби на разрушение на Пландом-роуд?
— На Пландом-роуд каждый вечер дерби. Весь чертов город находится под воздействием алкоголя. Не возражаешь, если я скажу «под воздействием»?
Я помолчал, пытаясь подобрать удачный ответ. Прошла целая минута, прежде чем я выдавил из себя:
— Нет.
Чарли оторвался от газеты и посмотрел на меня:
— Что?
— Не возражаю, если ты скажешь «под воздействием алкоголя».
— О. — Он снова уткнулся в газету.
— Дядя Чарли, почему Стив назвал бар «Диккенс»?
— Потому что Диккенс — великий писатель. Стив, должно быть, любит писателей.
— Что в нем такого великого?
— Он писал о людях.
— Но ведь все пишут о людях!
— Диккенс писал об эксцентричных людях.
— Что такое «эксцентричный»?
— Уникальный. Единственный в своем роде.
— Разве не все люди уникальны?
— Господи, парень, нет! В этом-то, черт возьми, и заключается проблема.
Он снова поднял глаза. Посмотрел на меня пристально.
— Сколько тебе лет?
— Одиннадцать.
— Ты задаешь слишком много вопросов для одиннадцатилетнего мальчика.
— Мой учитель говорит, что я как Джо Фрайдей.[33] Ха.
— Хм.
— Дядя Чарли!
— Да-а?
— Кто такой Джо Фрайдей?
— Полицейский.
Долгая пауза.
— Одиннадцать, — произнес дядя Чарли. — Да, замечательный возраст. — Он налил кетчуп на кость с мясом. — Оставайся в нем навсегда. Что бы ты ни делал, оставайся одиннадцатилетним. Не взрослей. Сечешь?
— Секу.
Если бы дядя Чарли попросил меня принести ему что-нибудь с Луны, я бы это сделал, без вопросов, но каким образом я должен был оставаться одиннадцатилетним? Я снова потер ладони.
— «Метс» сегодня выиграют? — спросил он, просматривая список своих ставок.
— Кусман на подаче, — подсказал я.
— Ну и что?
— Ставь на Куса — останешься с носом.
Чарли перестал жевать и уставился на меня:
— Ты все на ус наматываешь, да?
Проглотив, он сложил газету пополам и встал из-за стола, не спуская с меня глаз. Потом прошел по коридору в спальню. Я успел выпить пиво из его стакана перед тем, как вошла бабушка.
— Как насчет кусочка пирога? — предложила она.
— Неверно. Печенье. Сечешь?
У нее отвисла челюсть.
Если у дяди Чарли было слишком тяжелое похмелье, бабушка не говорила, что у него похмелье. Она говорила, что он переел картофельных чипсов в баре и у него болит живот. Правда, как-то утром она даже не стала утруждать себя историей про чипсы, потому что дядя Чарли был совсем плох и запах виски из спальни перешибал все. Я качался в гамаке на заднем дворе и скучал.
— Что это качается, пацан?
Я сел. В проходе возле дома стоял Бобо, рядом с ним Уилбер. Они пришли «спасти меня», заявил Бобо.
— Почему Гусь портит всем удовольствие? — сказал он. — Черт с ним, с Гусем. Сегодня только ты, я и Уилбер. Три амигос.