Нью Йорк
Генри Штраус никогда не был жаворонком, хотя мечтал им стать. Проснуться с первыми лучами солнца, потягивая первую чашку кофе, пока город еще спит, а впереди брезжит новый, полный надежд день.
Он пытался перестроиться, и в тех редких случаях, когда ему удавалось встать до рассвета, ловил кайф: смотрел, как начинается день, и хотя бы недолго ощущал, что шагает вперед, а не плетется сзади. Но потом ночь затягивалась, он снова просыпался поздно, и Генри постоянно казалось, что ему не хватает времени. Словно он всегда куда-то опаздывал.
Например, сегодня Генри опаздывает на завтрак со своей младшей сестрой Мюриэль.
Голова еще немного гудит после вчерашнего, Генри торопливо шагает вниз по улице и жалеет, что не отменил встречу. А ее стоило бы отменить. Однако в прошлом месяце он переносил завтраки с сестрой трижды, а ему не хотелось быть дерьмовым братом. Мюриэль вела себя как хорошая сестра, и это было мило. Прямо что-то новенькое в их отношениях.
В кофейне, где Мюриэль назначила встречу, он прежде не бывал, она оказалась не из его излюбленных заведений. Хотя, по правде говоря, кафе в шаговой доступности у Генри закончились. Первое испортила Ванесса, второе – Майло. В третьем эспрессо на вкус напоминал уголь.
Пришлось предоставить выбор сестре, и она выбрала «забавную крохотную забегаловку» под названием «Подсолнух». Забегаловка эта, по-видимому, не имела ни опознавательных знаков, ни адреса, и иного способа найти ее, кроме как воспользоваться неким хипстерским радаром, которого у Генри, разумеется, не было, не существовало.
И вот на противоположной стороне улицы он замечает небольшой подсолнух, нарисованный по трафарету на стене. Генри бежит, чтобы успеть к светофору, едва не сбивает с ног парня на углу и принимается бормотать извинения, хотя тот без конца повторяет, мол, все хорошо, все в порядке. Наконец Генри находит вход в кофейню. Хостес уже собирается сообщить ему, что мест нет, но, подняв глаза от стойки, расплывается в улыбке и говорит, что сейчас же найдет ему столик.
Генри оглядывает зал в поисках сестры, однако та всегда считала время гибким понятием, поэтому, несмотря на то, что Генри и сам задержался, Мюриэль безбожно опаздывает. А он втайне радуется, поскольку получил передышку. Можно успеть перевести дух, пригладить растрепанные волосы, выпутаться из удушливого шарфа и даже заказать кофе. Генри старался выглядеть достойно, хоть это было неважно – ничто не могло изменить мнения сестры, однако для Генри вопрос внешности все еще имел значение. Должен был иметь.
Примерно через пять минут в кофейню ураганом темных кудрей и непоколебимой уверенности влетает Мюриэль.
В свои двадцать четыре года Мюриэль Штраус рассуждает об окружающем мире исключительно в терминах концептуальной подлинности и творческого подхода к истине. С первого же семестра в Тиш[12] она стала любимицей нью-йоркской художественной тусовки и быстро поняла, что ее поприще – критика, а не творчество.
Генри любит свою сестру, искренне любит. Но Мюриэль напоминает сильные духи – лучше в малых дозах. И на расстоянии.
– Генри! – кричит она, эффектно сбрасывая пальто и опускаясь на сиденье. – Отлично выглядишь.
Утверждение не соответствует истине, однако Генри просто отвечает:
– Привет, Мур.
Она сияет и заказывает флэт-уайт[13], а Генри готовится к неловкому молчанию. По правде говоря, он не представляет, о чем разговаривать с сестрой. Но если Мюриэль что и умеет – так это поддержать разговор. Так что пока Генри потягивает свой черный кофе, кивая и поддакивая, сестра коротко обрисовывает ему последний скандал в поп-арт галерее, делится своим расписанием на Песах, восторгается экспериментальным арт-фестивалем на Хай-Лайн, хотя тот даже еще не открыт, и, лишь закончив возмущаться по поводу уличного арт-объекта, который, разумеется, вовсе не груда мусора, а символ избыточного потребления, переходит к их старшему брату.
– Он о тебе спрашивал.
Прежде Мюриэль никогда такого не говорила – никогда не упоминала Дэвида при Генри.
– Почему? – беспомощно удивляется Генри.
Мюриэль закатывает глаза.
– Наверное, потому, что он о тебе беспокоится!
Генри едва не захлебывается кофе.
Дэвида Штрауса много что беспокоит. Например, его статус самого молодого главы хирургии в Маунт-Синае[14]. Очень вероятно, что и судьба пациентов ему небезразлична. Он всегда умудрится найти время для мидраша[15], даже если придется делать это посреди ночи в среду. Ему важно, чтобы родители гордились поступками сына. Что же касается младшего брата – Дэвида Штрауса беспокоят только бесконечные попытки Генри уничтожить репутацию семьи.
12
Школа исполнительского, кинематографического и медиаискусства Нью-Йоркского университета.
14
Один из самых старейших и крупнейших медицинских комплексов в США, расположен в Нью-Йорке.