Впервые с прошлого вечера его брови нахмурены. Запинаясь, он приветствует ее слишком официально, даже несколько сурово от смущения, и сердце Адди почти разбивается. Реми старается держаться любезно, и это невыносимо. Адди встает и принимается как можно быстрее одеваться, не в пример тому, насколько медленно он снимал с нее эту одежду. Адди не беспокоится ни о шнуровке, ни о пряжках, не смотрит на Реми, но вдруг чувствует тепло его руки на своем плече, почти нежное прикосновение. В отчаянии и безумии ей кажется, что, может быть, только может быть, еще возможно все исправить. Она поворачивается к нему, надеясь встретиться взглядом, но он отводит глаза и сует ей в ладонь три медяка.
И Адди в душе леденеет.
Плата.
Пройдет много лет, прежде чем она научится читать на древнегреческом, и еще больше их пройдет, когда Адди наконец услышит о Сизифе, а услышав, понимающе кивнет. Ее руки ноют от тяжести камня, который она толкает наверх, а сердце болит, когда тот скатывается обратно.
Но сейчас ей не приходят на ум никакие мифы. Перед ней лишь прекрасный юноша, который от нее отвернулся. Только Реми, и он не шелохнется, покуда она спешит к двери.
Вдруг Адди замечает краем глаза какой-то предмет на полу – сверток бумаги. Буклет из кафе. Последнее произведение Вольтера. Адди и сама не знает, что заставляет ее поднять книжицу… Возможно, ей хочется иметь при себе символ прошедшей ночи, нечто большее, чем омерзительные медяки в ладони, но вот буклет только что лежал на полу поверх тряпок, а вот она уже прижимает его к себе вместе с ворохом вещей.
Адди набила руку на воровстве, и даже если бы жест вышел неловким, Реми бы ничего не заметил – он по-прежнему сидит на кровати, глядя куда угодно, только не на гостью.
V
15 марта 2014
Нью-Йорк
Адди ведет Генри вниз по улице. Они сворачивают за угол и оказываются у невзрачной металлической двери, обклеенной старыми афишами. Поблизости топчется здоровяк, курит и листает фотографии в телефоне.
– Юпитер, – непринужденно говорит Адди, парень выпрямляется и толкает дверь, за которой скрываются узкая площадка и лестница, ведущая вниз.
– Добро пожаловать в «Четвертый рельс».
Генри бросает на нее настороженный взгляд, но Адди хватает его за руку и тащит внутрь. Он тревожно смотрит на дверь, что закрывается позади.
– Но четвертого рельса не бывает![17]
– Вот именно, – ухмыляется в ответ Адди.
За это она и любит Нью-Йорк. Он полон тайных комнат, бесконечных дверей, ведущих в бесконечные пространства, и если у вас хватит времени, вы найдете много подобного. Некоторые Адди обнаружила случайно, другие во время той или иной авантюры. Она бережет их, прячет, как листки между страницами книги.
Лестница ведет к другой, более широкой, каменной. Над головой – сводчатый потолок, штукатурку сменяет камень, затем плитка. Туннель освещают электрические фонари, но они располагаются далеко друг от друга, поэтому свет от них довольно слабый, однако его достаточно, чтобы увидеть выражение лица Генри, когда тот понимает, где они.
В нью-йоркском метро около пятисот действующих станций, но о количестве заброшенных туннелей все еще спорят. Некоторые открыты для посещения, являя собой одновременно и памятники прошлого, и символ несбыточного будущего.
У подземки есть свои секреты.
– Адди… – бормочет Генри, но та поднимает вверх палец, склоняя голову. Прислушиваясь.
Сначала они слышат лишь эхо музыки, отдаленный гул, скорее ощущение, чем звук. С каждым шагом вниз сам воздух вокруг наполняется рокотом, затем пульсацией и наконец ритмом. Впереди тупик, туннель замурован кирпичом, на стене белая стрелка, показывающая налево.
Они поворачивают за угол, и музыка становится громче. Снова тупик, снова поворот и…
На них обрушивается звук. Туннель вибрирует от силы басов, которые отражаются от камня. Мигают сине-белыми вспышками прожекторы, мерцание стробоскопа выхватывает кадры из жизни тайного клуба: извивается толпа, дергаются в ритме музыки тела, два музыканта терзают электрогитары на бетонной сцене, несколько барменов разливают напитки по стопкам, составленным в ряд.
Стены выложены серой и белой плиткой, широкие полосы которой сходятся на арочном потолке и снова тянутся вниз, словно ребра грудной клетки какого-то большого древнего зверя. Кажется, ты находишься в его утробе, а ритм музыки бьется как сердце чудовища.
17
В метро есть третий рельс – конта́ктный – жесткий провод, предназначенный для осуществления скользящего контакта с токоприемником подвижного состава.