Таким образом, через некоторое время я уже знал, что в гарнизоне есть два поста и одна наблюдательная вышка, что немцев сто человек, два станковых пулемета и десять ручных, что у жандармерии автоматы, их пятнадцать человек, — все эти сведения я передал партизанам.
Однажды я с меньшим братом и сестренками завтракал, а мама готовила корове пойло. Окончив работу, она помыла руки и говорит:
— Помоги снести корове.
Я оделся, и мы вынесли ушат во двор. Прошли шагов пять и видим — идут четыре жандарма с автоматами наперевес.
— Шурик, жандармы… За нами… Вот когда нам конец, — шепнула мама.
Офицер в это время грозно крикнул:
— Хальт!
Убегать некуда. Мы остановились. Немцы подошли. Офицер вытаращил на маму глаза и крикнул:
— Ты Фетинья Гуло?
Перепуганная мама ответила:
— Нет, пан…
Я подскочил к офицеру, схватил его за руку и говорю:
— Господин, Фетинья Гуло пошла доить корову. Пойдемте, я покажу.
Немцы пошли следом за мной. На ходу я услышал тихий голос мамы:
— Веди к Алексею.
Захожу во двор и направляюсь к хлеву. Немцы идут за мной. У дверей повернулся к ним и показываю:
— Вот тут корова Фетиньи Гуло.
Солдаты бросились в хлев. Я собрался удрать, но голос немца остановил меня. В хлеву никого не было. Немцы выскочили злые и, толкая меня вперед, выбежали на улицу. На том месте, откуда мы пошли в хлев, стоял только ушат. То, что мамы не было видно, успокоило меня: значит, она спряталась.
Иду и думаю, как убежать и мне, но по пятам за мной идут немцы. Офицер толкнул меня во двор Анны Камейки. Входим в дом. Нас встретила хозяйка.
— Гуло нет? — спросил у нее офицер.
Я смотрю на нее и подмигиваю, чтобы она молчала. Она, наверно, не поняла меня и говорит:
— Ее у меня нет, пан… А вот ее сын… Он же должен знать, где его мать.
Когда я услышал эти слова, у меня потемнело в глазах и навернулись слезы. Офицер, оскалив зубы, быстро повернулся, ударил меня автоматом по лицу и вытолкнул на улицу. Пока шли назад, меня всё время подталкивали в спину автоматом. Дома у нас, кроме трехлетней сестренки, никого не оказалось.
Перевернув всё в хате и ничего не найдя, немцы повели меня к Николаю Людчику. У него в хате сидело четыре женщины. Офицер подвел меня к первой женщине и, показав на нее пальцем, спросил:
— Матка?
Не успел я ответить «нет», как он бац кулаком по лицу.
— А эта?
— Нет.
И опять — бац… Изо рта у меня потекла кровь.
Привели в комендатуру. «Клейн партизан, клейн партизан», — услышал я голос немцев.
Меня отвели в караульное помещение, а оттуда в холодную. После долгого раздумья я решил: погибать лучше мне, чем маме. У мамы трое детей меньше меня. Если убьют ее, то пропадут малыши. А так она их спасет. А может, меня еще и не убьют…
Через несколько минут меня вызвали на допрос. Началось самое тяжелое. Как только я вошел в комнату, офицер, который вел допрос, крикнул:
— А, клейн бандит[13]. Почему не сказал, что был с маткой?
— Я был с Сашей Гарбанцевич, — ответил я.
Удар по голове.
— А где старший брат?
— Поехал в Минск на работу.
— А кто убил помощника коменданта и двух немцев летом 1943 года?
Я знал, кто эта сделал, но молчал…
Ничего не добившись, фашисты снова бросили меня в камеру. Всю ночь пролежал на полу, как меток. А наутро опять на допрос. Вхожу в комнату и ни на кого не смотрю, глаза не поднимаю. Меня подталкивают к самому столу. Комендант спрашивает про семью. Говорю, что приходит в голову. Наконец комендант увидел, что от меня ничего не добьется, и приказал вывести. Мне объявили, что я могу идти домой.
Забыв про боль, я выскочил во двор и чем дальше отходил от комендатуры, тем быстрее шел. А наконец так помчался по дороге, что даже ног под собой не чувствовал.
Через три часа я был в деревне Чеславое, где меня встретили мама, брат и партизаны. Они повели в дом, накормили, обогрели и попросили рассказать о том, что произошло со мной. Когда я кончил, подошел брат и сказал:
— Ну, Шурик, ты свое сделал. Пойдем в лагерь. С сегодняшнего дня ты — партизан.
Алесь Гуло, 1931 года рождения.
Город Дзержинск, Минской области.
НАША ПОДРУГА
Мы знаем Римму Кунько со школьной скамьи. Она была живой, подвижной и деятельной девочкой, хорошей подругой.
Вместе с ней мы учились с пятого до девятого класса, а потом вместе были в одном партизанском отряде.
Римме шел тогда пятнадцатый год.
Командование отряда не давало нам, девушкам, боевых заданий, а мы все так хотели работать подрывниками. Римма первая добилась этого, а за ней стали участвовать в подрыве железнодорожного полотна и все мы. Произошло это так. После того, как в бою с немцами погиб старший брат Риммы Володя, она только и думала о том, как бы ей отомстить за смерть брата. Римма решила пойти сама на подрыв немецкого эшелона. Она не знала только, как обходиться с капсюлем.
Однажды партизаны отдыхали после ночного похода. Одни спали, другие чистили оружие, третьи ели. Ротный «спец», подрывник Алеша Митюров, раскладывал свои капсюли. Римма подошла к нему и будто невзначай сказала:
— Митюров, покажи, как пользоваться этой штукой.