То есть Жанен недвусмысленно дает понять, что в марте 1917 года именно французская сторона сыграла решающую роль в выдаче императора Николая II Временному правительству.
О том, что французские правящие круги немедленно отстранились от судьбы свергнутого императора, видно и из бумаг самого французского посла той поры М. Палеолога. В его бумагах мы находим следующее сообщение в Париж: «Секретно. 21 марта 1917 года. Руководители военных миссий при русской ставке заявили о готовности сопровождать Императора в Царское Село, желая оказать ему тем самым услугу и защиту. Я приказал генералу Жанену не покидать Могилева»[287].
Что же касается правящих кругов Соединенных Штатов, то мы видим не просто отстраненность от судьбы свергнутого императора, но, наоборот, крайне враждебное отношение, как лично к нему, так и ко всем представителям Дома Романовых. 19 марта 1917 года, то есть в то время, когда Палеолог запрещал своим подчиненным всякую поддержку свергнутому Государю, посол США в России Фрэнсис отправил государственному секретарю своей страны следующую телеграмму:
«Государственному секретарю (телеграмма) Петроград, 19 марта 1917 года, 8 часов вечера (получена в 6 часов вечера).
Порядок сохраняется по-прежнему. Приняты все меры, чтобы не допустить никаких претензий на трон, как со стороны великого князя Михаила, представляющего прямое наследование после отречения царя и царевича, так и сделать тщетной всякую попытку сохранить имперскую преемственность вплоть до «people act»[288].
Это последнее выражение «people act» означает не что иное, как физическое устранение любого потенциального претендента на русский трон, если тот выразит готовность его занять.
Таким образом, мы видим, что действия Англии, Франции и Соединенных Штатов Америки в отношении царской семьи носили слаженный характер и отличались сознательной враждебностью.
Однако, признавая важную роль внешних сил в свержении монархии в России, было бы неправильно считать эту роль главной и решающей. Следует признать, что эти внешние силы не смогли бы добиться поставленных ими целей, если бы они не имели внутри России мощной поддержки в лице влиятельных общественных, думских, политических, промышленных и военных деятелей.
Глава 2
А. И. Гучков, «старообрядческая» оппозиция и «Прогрессивный блок»
А. И. Гучков и «старообрядческая» оппозиция
Наиболее известным и ярким участником заговора против императора Николая II является, безусловно, председатель Центрального военно-промышленного комитета и член Государственного совета Александр Иванович Гучков. Пожалуй, нет ни одного сколь-нибудь значимого предприятия, направленного на умаление престижа Государя, на его дискредитацию или на ослабление его власти, за которыми не стоял бы Гучков. Причины, по которым Гучков находился в непримиримой вражде к Николаю II, были не только политического, но и личного характера. По имеющимся сведениям, царь сначала скорее положительно относился к Гучкову, ценя его ум и способности. Однако затем Гучков позволил себе предать огласке подробности одного своего частного разговора с Николаем II. Как вспоминал один из ближайших соратников Гучкова по Государственной Думе Н. В. Савич, «Гучков рассказал о своей беседе с царём многим лицам, членам фракции при президиуме Государственной Думы. Точно не помню кто, но кто-то разболтал всё, что слышал от Гучкова. Всё это дошло до сведения печати, на другой же день было подробно напечатано в газете, причём с такими подробностями, что было ясно, откуда могли быть получены эти сведения. Хуже всего было то, что преданы гласности были не только факты, о которых шла речь, но и некоторые мнения, высказанные Государем. […] Факт оглашения в печати его интимной беседы Государь воспринял как оскорбление, как предательство. Он круто и резко изменил своё отношение к Гучкову, стал относиться явно враждебно»[289].
Дорога Гучкову в правительство была закрыта.
Человек крайне честолюбивый и себялюбивый, Гучков затаил обиду на царя, постепенно переросшую во вражду. Тот же Савич так оценивал характер «нашего лидера»: «При большом уме, талантливости, ярко выраженных способностях парламентского борца Гучков был очень самолюбив, даже тщеславен, при том он отличался упрямым характером, не терпящим противодействия его планам. В последнем случае он реагировал резко и решительно, становился сразу в позу врага»[290].
Но, конечно, было бы неправильно считать, что эта вражда личного порядка была определяющей в деятельности Гучкова. Определяющим было его стремление к власти, стремление играть самостоятельную и исключительную роль в политике. Кроме того, следует учесть, что Гучков изначально был противником существующего строя. О Гучкове часто любят говорить, что он был монархистом. Сам Гучков тоже неоднократно заявлял об этом. Монархист, свергающий своего монарха, вещь, конечно, необычная. Но еще более странным выглядит монархист, совершающий государственный переворот в разгар тяжелейшей войны, монархист, сотрудничающий со злейшими врагами монархии, монархист, выдающий иностранным державам сведения, составляющие государственную тайну, монархист, распространяющий самую отвратительную клевету на царскую чету. Конечно, никаким монархистом, в подлинном смысле этого слова, Гучков не был. Но не был он и либералом, хотя таковым его считали до революции и таковым почему-то многие его считают до сих пор. Не был он и масоном, в классическом понимании этого слова, хотя опять-таки многие исследователи считают его масонство неоспоримым. Кем же он был, Александр Иванович Гучков?
Вражда Гучкова к самодержавию будет не понятна, если не учесть его происхождения, его окружения и его мировоззрения. Гучков принадлежал к купеческой старообрядческой семье, а затем был неразрывно связан с так называемым старообрядческим капиталом, сыгравшим заметную роль в революции. Говоря, что Гучков принадлежал к старообрядцам, мы опять-таки понимаем, как и в случае с его монархизмом, либерализмом и масонством, что это не более чем условное определение. К старообрядческой церкви, то есть к православию старого обряда, Гучков и другие представители «старообрядческого» капитала имели самое опосредованное отношение. Но при этом огромное влияние на них оказали так называемые старообрядческие идеи и положения. Неважно, насколько Гучков и его сподвижники из среды купечества придерживались «старообрядческой идеологии», важно, что её догматы сформировали в них отношение и к Православной церкви, и православной монархии. «Не подлежит сомнению, — пишет потомок Гучкова и хулитель русской монархии А. И. Гучков-Френкин, — что связь Гучковых, Рябушинских и многих других купеческих семей со старообрядчеством сыграла огромную роль в том, что почти все они оказались в либеральном лагере и считали своим долгом участие в борьбе за гражданские свободы. У них были расхождения в тактике и методах этой борьбы, и конечные цели они представляли себе по-разному. Но старообрядческие гены способствовали их воспитанию именно в этом духе»[291].
Исходя из этого, надо сказать два слова об этой «старообрядческой идеологии».
Начнём с того, что до 1905 года такого понятия, как старообрядческая церковь, в России не существовало. Старообрядцы считались раскольнической сектой и преследовались. В 1800 году указом императора Павла I была создана так называемая Единоверческая церковь, которая, признавая юрисдикцию Русской Православной Церкви, придерживалась дореформенных (старообрядческих) обрядов. Часть старообрядцев перешли в Единоверческую церковь, но значительная их часть по-прежнему пребывала в расколе.
287
Archives Ministere des Affaires etrangeres (MAE). Papiers d’Agents. Maurice Paleologue. Correspondences politique. 1917. P. 200.
288
Papers Relating to the Foreign Relations of the United States. 1918. Russia. Volume 1. Washington 1931. P. 7.
291
Гучков Александр.