А через две недели на той же машине двое туристов покинули Китай через другой контрольно-пропускной пункт Суйфэньхэ, держа путь на Пограничный.
Илья сидел на жестком пропахшем соляркой сидении и все время беспокойно оглядывался. Ему все не верилось, что дорога за ними пуста, погони нет. Кусты и столбы мчались назад. Сопки медленно двигались, будто предлагали ему полюбоваться своими зелеными бархатистыми боками, изрытыми мягкими морщинами оврагов. Но он не замечал красот природы, вздрагивал от каждого резкого звука, издаваемого истрепанным мотором УАЗа, и снова смотрел назад, но не на сопки, а на серое полотно дороги, разделенное пунктирной линией, сливающейся вдали с тонкую сплошную черту.
Он волновался, а виновник его переживаний — парень, которому четыре часа назад Хан отдал свой паспорт — сидел с невозмутимым спокойствием и, кажется, даже не подозревал, что совершает тягчайшее международное правонарушение. В паспорте, выданном Борису Моренюку в 14 лет в районном отделении внутренних дел города Уссурийска. фотография Хана была заменена на его фото.
Илья нервно усмехнулся. Гладкое истертое до блеска рулевое колесо скользило по влажным рукам. Ветер врывался в открытые окна, было прохладно, но руки все равно потели, и при повороте приходилось сильнее сжимать пластмассу, чтобы выполнить маневр. Время от времени он вытирал ладони о давно уже потерявшие форму брюки.
— Мы уже по русской земле едем. Здесь китайцы уже не хозяева. Хотя… всякое бывает. Эти пограничные конфликты. Да и документы наши… — он покосился на попутчика в зеркало заднего вида и некоторое время с завистью смотрел на дребезжащее изображение невозмутимого юнца, — мы везем не объявленные в декларации. А они, между прочим, обладают о-о-огромной исторической ценностью.
Парень молчал, он ни слова не понимал по-русски. На коленях у него лежала планшетка с полуистлевшими бумагами. Он с детства жил при маленьком буддистском храме, его память затерлась монотонным монашеским бытом, он исправно исполнял патимоккху, одежда его, обновляемая каждый «сезон одежды» всегда была оранжевого цвета, и другого он никогда не желал. Но в это лето в его жизнь ворвался русский, который сломал его представление о мире и будущем. Когда он вошел в его комнату, в ней сразу стало тесно. Он вытащил Ту наружу и повел прочь от монастыря, даже старший монах Ли не решился его остановить. Ту мог бы и сам сопротивляться, он умел хорошо драться, но ему было любопытно, что надо незнакомцу. Он пошел вместе с ним и еще каким-то старцем по лесу. Втроем они нашли жилище, выкопанное в земле, в котором давно уже никто не жил, но было много старых вещей. Он увидел там головной убор маленького европейского мальчика. Тогда из далеких уголков памяти Ту появились затертые временем воспоминания, которые раньше казались ему сном: когда-то он был обычным мальчиком, и у него была настоящая семья — мама и папа. И теперь он ехал в Россию, чтобы найти их, ради этого он навсегда снял уттара сангу[17]…
«До Уссурийска считанные километры. Если бы китайцы спохватились, то и русские не пустили бы через Пограничный, — подумал Илья. — Можно немного расслабиться.» Он достал из кармана мобильный телефон, при этом оценивающим взглядом окинул непрезентабельные масляные пятна на коленках — сказывалась дурная привычка вытирать руки о штанины. Подумал: «Вряд ли я смогу произвести приятное впечатление», — и все же, убедившись, что мобильная сеть уже ловится, позвонил Соне. Волнение по поводу незаконного провоза китайца по чужому паспорту сразу же улеглось, как только он услышал приветливые нотки в голосе Сони.
Глава 25. К ЖЕЛАНИЮ — ВОЗМОЖНОСТИ
Она была полна радостных предчувствий. Она вернулась, а это значит, все будет как прежде, — думала Ивана. Она не предполагала, что может сама измениться так, что все прежнее покажется ей другим.
Мулат и Хохмач стояли у окна и разглядывали проходящих мимо по улице девушек. Они спорили на длину их ног в относительных размерах к росту. Когда девушка проходила под окном, они делали ставку, когда проходила дальше, Лохматый прикладывал к стеклу линейку. До прихода Иваны была ничья.
— Привет! — крикнула она. — Я приехала!
— Ну, как? — спросил Хохмач вместо приветствия, презрительно прищурившись. — Не стыдно? Мы, как полное фуфло, узнаем все самыми последними! И от кого?