Выйдя из шатра вместе с Сиобан, Шредер промокнул пот на лице носовым платком со своими инициалами и улыбнулся Сабрине.
— Вы обе сводите меня с ума, — сказал он, с трудом переводя дыхание. — Я сражен наповал.
— А я хотела попросить вас научить меня танцевать самбу, — сказала Сабрина, улыбаясь Сиобан.
— Попозже, — ответил Шредер, засовывая в карман платок. — И вообще, по-моему, вам не нужен учитель, вы и так держитесь великолепно.
— Глядя, как танцует Сиобан, я что-то этого не чувствую.
— Не забывай, я росла, танцуя самбу. Хотя Мартин прав, ты в самом деле танцуешь прекрасно. Все движения схватываешь на лету.
— А где Майк? — спросил Шредер, оглядывая сад.
— Отправился прогуляться.
— Надеюсь, его все здесь устраивает?
Сабрина улыбнулась:
— Он в полном порядке. Просто любит гулять в одиночестве. У него независимый характер.
Сиобан извинилась и подошла к группе своих друзей, которые только что прибыли.
Сабрина смотрела ей вслед.
— Сиобан сказала мне, что вы прекрасно разбираетесь в живописи.
— Она льстит мне. Я коллекционирую картины, но вряд ли могу назвать себя знатоком. А вы интересуетесь живописью?
— Очень, но только любительски. Боюсь, я не хожу на все выставки, на какие стоило бы ходить. Я еще и спортом увлекаюсь.
— В это легко поверить. Майк тоже выглядит спортсменом.
— Вы отдаете предпочтение какому-либо периоду в живописи?
— Да, ренессансу, — последовал немедленный ответ. — Плохо только, что все значительные полотна этого периода принадлежат либо музеям, либо коллекционерам, которые не продадут их ни за какую цену. Поэтому приходится довольствоваться копиями, которые, как утверждают, в точности воспроизводят оригинал.
— Вы имеете в виду... подделки? — спросила Сабрина, разыгрывая удивление.
— Все это легально, уверяю вас, — сказал Шредер, стараясь отвести ее подозрения. — Ведь выдавать подделки за оригинал было бы нарушением закона.
— Значит, вся ваша коллекция состоит из копий?
— Да, частично. Вам говорила Сиобан об «Убежище»?
— Она что-то упоминала об этом, но я не совсем поняла, что она, собственно, имела в виду.
— Хотите, я покажу вам его?
— Конечно!
— Я попрошу Андре сказать Майку, где мы, если он вернется раньше нас.
— Не надо. — Она заговорщицки посмотрела на него. — Он ушел и оставил меня одну. Пусть знает, что я тоже умею играть в такие игры.
— Отлично. — Он повел ее к двери. — Ну что, идем?
Она чуть расслабилась — не хватало, чтобы она дала повод Драго пойти на поиски Майка, чтобы извиниться за нее.
— Где вы познакомились с Майком?
— В Соединенных Штатах, — сказала она правду. — Я там работаю.
— Да? А чем вы занимаетесь?
— Я переводчик. В основном с французского.
— Прелестно, — сказал он, вытаскивая свою идентификационную карточку из кармана рубашки, чтобы открыть металлическую дверь. Она отъехала в сторону, и они вошли в кабину лифта.
— Может, и так, особенно когда чувствуешь себя центром беседы людей.
Он нажал на кнопку и отступил на шаг, сцепив руки перед собой.
— Я встретил свою будущую жену в университете.
— Я и не знала, что вы женаты.
— Да, официально, но последние десять лет мы с Катериной живем раздельно. Она очень набожна, и ее душа принадлежит римской католической церкви, поэтому о разводе не может быть и речи. Да у меня и нет никакого желания жениться вновь. Я слишком дорожу своей свободой.
— Бьюсь об заклад, вам делали немало предложений, когда вы приехали сюда, — сказала она с улыбкой.
По его лицу пробежала тень:
— А как же, конечно. В Рио полно людей, желающих быстро разбогатеть, но я отвергал их притязания с отвращением, которого они заслуживают.
Лифт остановился, и они вышли в короткий, устеленный красной ковровой дорожкой коридор, который вел к обитой белой кожей двери. С помощью идентификационной карточки он открыл дверь и отступил в сторону, пропуская Сабрину вперед. В комнате с белыми стенами висело семь картин: три справа, три слева и одна в центре стены напротив двери. Она и привлекла ее внимание прежде всего. Это был натюрморт — старый стол, на нем две длинные курительные трубки, опрокинутый стакан, флейта, подсвечник, обгоревшие свечи, груда потрепанных книг по истории, а в центре композиции на стопке книг — череп.
— Она производит гипнотическое действие, правда? — тихо спросил он, стоя за ее спиной. — Это картина Хармена Стен-вейка «Vanitas» [26]. Она написана около 1640 года. Оригинал находится в Де Лакенхол-музее в Лейдене.
— Она дышит смертью, — сказала она, не отрывая глаз от картины.
— Прекрасно сказано.
Он легонько дотронулся до ее руки, и она инстинктивно отстранилась от него.
— Я не хотел вас напугать. Посмотрите на эти картины и попытайтесь понять их замысел. Они пронизаны одной общей идеей, хотя сюжет у всех разный. Слева — Рембрандт «Синдики», Фердинанд Боль [27] «Попечители приюта прокаженных» и Матьё Ленен [28] «Сборище дилетантов». Три картины справа принадлежат кисти Констебла [29]: «Хампстидская пустошь», «Поля Вестенда» и «Собор Сольсбере из лугов». А в центре «Vanitas».
— И это все копии?
— К сожалению, да. Под каждой картиной прикреплена металлическая пластинка, на которой указано, где находится оригинал.
Она сложила руки на груди и принялась рассуждать вслух:
— На всех трех картинах слева изображены группы людей, что-то обсуждающих. На одной — чем не портрет директоров синдиката «Xext»; на другой — приют прокаженных, изгоев общества — намек рабочим фабрики по производству оружия; на третьей — дилетанты, бюрократы, забравшие власть в свои руки и заставившие вас продать свою компанию. А справа — пейзажи. Природа. Человек и природа — две самые"могучие силы на земле. Но даже они ничто перед смертью.
Она посмотрела на Шредера:
— Хотя и есть кое-какие натяжки, но впечатляет, да?
Он был потрясен:
— Никто и никогда так точно не проникал в замысел этого зала. Впечатление такое, что вы читаете мои мысли. Но как вы узнали о моем участии в скандале вокруг «Xext»?
— Майк рассказывал. Надеюсь, я не расстроила вас напоминанием о прошлом?
— Господи, нет. Я только удивлен, что он держит в памяти события такой давности. Прошло уже добрых десять лет.
— Он хранит в памяти такое, что кое-кто готов убить его за это. А что кроме этого? Спортивные события и имена спортсменов. Так, ерунду всякую.
— Я все еще не могу прийти в себя от изумления. Ни один человек не в состоянии был воспринять эти картины как единое целое.
— Все когда-нибудь происходит впервые, — ответила она, скромно пожимая плечами. — Но вот почему вы назвали этот зал «Убежищем»?
— Вы поймете это, если сядете в кресло.
— Кресло? — спросила она, оглядываясь в замешательстве по сторонам.
Кожаное кресло и шкафчик были белого цвета и настолько растворялись в обстановке, что она их даже не заметила, когда вошла в комнату.
Она подобрала накидку и села в кресло, почувствовав себя будто на воздушной подушке. Шредер присел около кресла и открыл шкафчик. Внутри находился стерео-компакт-диск-плейер с аккумулятором SRM-71 и белыми наушниками фирмы «Stax Yamma». Верхняя полка была занята компактдисками с классической музыкой. Он попросил ее выбрать один из них. Она провела ногтем вдоль корешков, надеясь найти что-нибудь любимое. Вот — сюита Прокофьева «Золушка». Она вытащила диск и посмотрела, кто исполняет: симфонический оркестр Святого Луиса под руководством Леонарда Слаткина. И Слаткина, и оркестр она слышала на концертах. Ее родители обожали ходить на концерты, и, когда они прилетали из Майами, чтобы навестить ее, она была уверена, что у них есть три билета или в Карнеги-Холл, или в Эвери Фишер-Холл. Хотя она всегда с удовольствием составляла им компанию, без них она никогда на концерты не ходила, предпочитая проводить время с друзьями в одном из своих любимых джаз-клубов.