Она сидела в коляске напротив него закутанным ворохом жемчуга и золота, и ее необъятные юбки заполняли все сиденье. На фоне ночного неба покачивалась голова кучера. Запряженная в коляску кобыла всхрапывала — ночной воздух холодил ей ноздри. Во влажном тумане около караульной Восемьдесят восьмого полка Бенгальской туземной пехоты мерцали лампы. Вдоль здания медленно прохаживались часовые. Красные мундиры и смуглые лица почти не просматривались сквозь туман, зато резко проступали белые поясные ремни, обшлага и воротники. Напротив неясно вырисовывались на фоне звезд громады суда и тюрьмы. В сотне ярдов от них поблескивали огни в темной груде комиссарского бунгало, и желтые дорожки ложились на траву и кусты окружавшего его сада. В тени каменных ворот стояли, опершись на пики, два сторожа.
Колин, упряжная кобыла, равнодушно трусила мимо всех этих символов величия Достопочтенной Ост-Индской Компании. Родни родился и жил в ее владениях, но все равно у него захватывало дух, когда он думал о том, какой власти сумели добиться английские купцы, сделавшиеся владыками владык. Двести сорок восемь лет назад их посланник явился в Агру и смиренно молил Великого Могола о разрешении построить торговую факторию на берегу моря. Сто лет назад они угодничеством добивались милости правителя Ауда. А теперь, благодаря удаче и напористости, храбрости и неусыпному коварству, они так расширили свои владения, что одно только Бенгальское Президентство тянулось на семнадцать сотен миль от Бирмы до Афганистана, и на семь сотен миль от Гималаев до Нербудды.
Два остальных Президентства, Бомбейское и Мадрасское, поглотили остальную часть Индии. Наследнику Моголов выплачивали пенсию, правителю Ауда больше нечем было править.[6] Карту Индии заливал алый английский цвет, и лишь изредка попадались пятнышки желтого, обозначавшие туземные княжества. С позволения англичан эти княжества решали свои дела сами, но им запрещалось заключать союзы как между собой, так и с иноземными державами.
Компания превратилась в причудливую смесь торгового дома и правительственного учреждения. Она подчинялась английскому правительству в Лондоне. Она торговала и заключала договоры. Она чеканила монету, издавала законы, собирала налоги и судила как гражданские, так и уголовные дела. Она поддерживала гражданский мир — и вела войны от Китая до Персии. Главный ее представитель в Индии, генерал-губернатор, напрямую и почти неограниченно правил ста миллионами подданных, и вдобавок косвенно распоряжался миллионами жизней в туземных княжествах. Стоило генерал-губернатору заговорить, и самая большая наемная армия в мире выступала, чтобы добиться повиновения его воле.
На самом деле генерал-губернатору подчинялось три армии — каждое Президентство имело свою собственную. Всего в них числилось 38000 английских и 348000 туземных солдат и 524 полевых орудия.[7] В полках, созданных Достопочтенной Ост-индской Компании и состоявших на ее службе, служили туземные солдаты, сипаи, под командованием английских офицеров. Компания содержала в каждом Президентстве и чисто английские полки, но большинство белых солдат в Индии служили не Компании, а Короне — в полках, состоявших на королевской службе. Английское правительство на время сдавало такие полки в наем Компании, обычно, когда они направлялись в другие заморские колониальные владения.
Родни невесело улыбнулся. Колин и сама была символом — деревенская упряжная кобыла, безмятежно трусящая по дороге, в незапамятные времена проложенной индийскими рабами и отремонтированной и поддерживаемой в хорошем состоянии английскими инженерами. Беззаботно стучали копыта — тук-тук, тук-тук — для Колин не существовало призраков Моголов, охотников в парче, маратхских всадников,[8] не существовало веков грабежей и разрухи, что пронеслись над этой дорогой. Впрочем, теперь всюду царило спокойствие — страна была замирена сильной рукой. На запад от Калькутты укладывали железную дорогу, на просяных полях вставали телеграфные столбы, реки перекрывались дамбами.
Как странно — можно ненавидеть изгнание, и любить страну, в которую изгнан. В жилах его текла чистейшая английская кровь. Не поколения ли Сэвиджей, трудившихся и любивших в изгнании, передали ему это чувство Индии? Где-то на севере, за далекими морями лежала Англия… Он поглядел на мерцающие звезды и вздохнул.
Джоанна спросила:
— В чем дело? Ты что, забыл что-то дома?
— Да нет. Просто вспомнилось, как хрустел под ногами снег, когда матушка везла меня в Чартерхаус[9] после первых рождественских каникул. А потом в Аддискомбе[10]… Звезды в Англии мерцают каким-то морозным светом. Здесь не так. Хотел бы я — хотел бы я заработать много денег и немедленно выйти в отставку — а, может быть, и нет. Не знаю.
6
Аннексия Ауда в 1856 году стала одной из причин Мятежа, так как значительная часть сипаев происходила из этого княжества. Осада английской Резиденции в столице Ауда — Лакхнау — самая героическая страница в истории Мятежа (разумеется, английской).
8
В XVIII веке, после ослабления империи Моголов, в долине Ганга возникла маратхская конфедерация из пяти княжеств под формальным главенством Пешвы из Пуны. Конфедерация была уничтожена англичанами в результате трех англо-маратхских войн (1775–1782, 1803–1805 и 1817–1818 гг.). Основная часть территории была аннексирована Компанией, у вассальных маратхских князей остались лишь небольшие владения.