Что же мы видим на данный момент?
С учёбой Губанов распрощался: он оставался на второй год (1962–1963), а после и вообще вылетел за неуспеваемость из 9-го класса, но уже не из престижной школы № 144, а из ШРМ № 101. То есть дальше судьба уготовила ему только поступь молодого гения – по русской литературе.
Поступь лёгкую, но по раскалённым углям да по битому стеклу.
2. «Юность»
Феномен
Начнём, собственно, с разговора о лёгкой губановской поступи.
Есть два поэта, которые в Серебряном веке, скажем прямо, не состоялись, однако в последующие годы нашли непроторенные тропки в русской поэзии. Один – эмигрант, другой – неподцензурный поэт. И именно они задали два самых отчётливых вектора развития, волей-неволей наплодив безумное количество учеников (эпигоны не в счёт).
Первая линия пошла от акмеиста[72] Георгия Иванова. Понятно, что самиздат и тамиздат вливал в оттепель ещё и Осипа Мандельштама, но для того чтобы поддерживать начатую им линию, необходимо быть конгениальным ему. А таких не нашлось (и не найдётся). Ещё одна (пост)акмеистическая линия идёт от Анны Ахматовой – Иосиф Бродский, Евгений Рейн, Анатолий Найман, Дмитрий Бобышев, отчасти Александр Кушнер. Но это линия заканчивается на этих же именах. Продолжения нет. Наш последний нобелиат стал камнем преткновения. Есть только те, что топчутся на освоенном пятачке и не могут сделать шага в сторону. Зато неожиданно взошла иная поросль – ивановская: Сергей Гандлевский, а позже Борис Рыжий и Денис Новиков. Последний как раз-таки писал[73]:
Вторая линия идёт от протоконцептуалиста Евгения Кропивницкого[74][75]. Он – на минуточку! – родился в один год с Вадимом Шершеневичем и Владимиром Маяковским. Сочинял и стихи, и музыку, рисовал картины. Его тексты 1910–1920-х годов написаны под влиянием имажинистов и новокрестьянских поэтов. Видимо, Кропивницкий отдавал себе в этом отчёт, поэтому начал искать нечто новое. И вышел к предельно честному бытописанию. За ним пошли лианозовцы, за ними – концептуалисты, за теми – несть им числа.
И в этом контексте особенно удивительно выглядит феноменальная лирика Леонида Губанова. Поэт одинаково далёк и от постакмеизма, и от концептуализма, чуть ли не физически привязанных к реальности. Для него настоящее чудо происходит в иной плоскости, в ирреальности, за гранью, в инобытии.
При жизни его часто называли внуком (или внучатым племянником) Сергея Есенина и учеником Маяковского. Это несколько неверно. Губанов сложней. Его поэтика – это верлибр образов, каталог образов (что говорит о влиянии в первую очередь Вадима Шершеневича[76] и Анатолия Мариенгофа) и поток сознания (что позволяет сопоставлять с близкими по времени американскими битниками Джеком Керуаком, Алленом Гинзбергом и Уильямом Берроузом); при этом образная система дисгармонична, то есть зиждется на противоположных понятиях или попросту не коррелирующих меж собой.
В своей декларации имажинисты писали:
«Мы, настоящие мастеровые искусства, мы, кто отшлифовывает образ, кто чистит форму от пыли содержания лучше, чем уличный чистильщик сапоги, утверждаем, что единственным законом искусства, единственным и несравненным методом является выявление жизни через образ и ритмику образов. О, вы слышите в наших произведениях верлибр образов. Образ, и только образ. Образ – ступнями от аналогий, параллелизмов – сравнения, противоположения, эпитеты сжатые и раскрытые, приложения политематического, многоэтажного построения – вот орудие производства мастера искусства. Всякое иное искусство – приложение к “Ниве”»[77].
72
Линия Николая Гумилёва, создателя акмеизма, продолжилась Николаем Тихоновым, Владимиром Луговским и Константином Симоновым – и выдохлась ещё до войны.
74
Кропивницкий Евгений Леонидович (1893–1979) – поэт, художник, композитор, глава «лианозовцев» (Г. Сапгир, И. Холин, Я. Сатуновский, Э. Лимонов).
75
«Считаю, что писать глупые стихи, рисовать дурацкие картины, сочинять идиотскую музыку не следует, т. к. это подло и мерзопакостно. Людям, не одарённым в искусстве, грех пытаться изображать из себя “гениев”. Таких грешников расплодилось сейчас, как вшей – масса. И от этого искусство завшивело, но это с Божьей помощью пройдёт» – легко принять эти измышления за губановские, однако это всё тот же Кропивницкий. – Подробней см.: Шмелькова Н. Во чреве мачехи, или Жизнь – диктатура красного. – СПб.: Лимбус Пресс, 1999. С. 185.
76
Шершеневичем интересовался и Андрей Вознесенский. Об этом рассказывал литературовед В. А. Дроздков. В 1976 году они с поэтом оказались в одном самолёте. Разговорились. Тема – забытые поэты Серебряного века. Вспоминали Гумилёва, разбирали яркие образы и метафоры, делились библиофильскими наблюдениями. А дальше – дадим слово Дроздкову: «Мне очень хотелось узнать его мнение о поэтах, которых следует переиздать в нашей стране, и я услышал три имени, произнесённые в следующем порядке: Гумилёв, Ходасевич, Шершеневич». – Дроздков В. А. Dum Spiro Spero: О Вадиме Шершеневиче и не только. Статьи, разыскания, публикации. – М.: Водолей, 2014. С. 7.