Увы, это были только грёзы. Но продолжим:
«III. И наконец, я у Евтушенко. <…> после прочтения долго улыбался и говорил про меня: “Да, действительно задел Вас Боженька своей лапой…” и что-то ещё про великое будущее».
Губанов звонил Вегину с благодарностью: «…мы сидим с Женей на кухне, и он кормит меня борщом, который приготовила его мама…»[100]
Как можно ещё помочь молодому поэту? Публиковать его. Но после «Художника» в «Юности» дело как-то застопорилось. Да и по поводу этого отрывка было и остаётся много вопросов.
Некоторые друзья Губанова уверены, что Евтушенко специально напечатал эти 12 строчек из «Полины», соединив их таким «нелепым» образом, чтобы цензорам и блюстителям нравов показалось, будто советский школьник сам стремится убежать «от жён и денег на полнолуние полотен». Чего добивался благодетель? Хотел испортить репутацию юному «конкуренту» и на долгое время, если не навсегда, исключить его стихотворения из печати[101].
Всё это, конечно, литературная конспирология – абсолютно бездоказательная. Евтушенко – насколько мы можем сегодня судить – всегда стремился помогать юным и не очень юным дарованиям. Он печатал ведь не только Губанова, но и Бориса Чичибабина, и Нику Турбину, и много кого ещё.
Конкуренция? Это смешно. Как говорил Бродский, на таком уровне нет ни рангов, ни конкуренции.
Если говорить по делу, то надо смотреть архивы. Литературовед Владимир Орлов, работавший в РГАЛИ с журналом «Юность»[102], уточняет, что больше официально стихи Губанова не проходили через редакцию. Хотя, думается, такие попытки предпринимались. Если не в 1964 году и не во времена СМОГа, то чуть позже. Через того же Евтушенко или уже самостоятельно.
Но тут необходимо прояснить один момент. Орлов пишет:
«В стенограмме обсуждения вёрстки шестого номера Губанов никак не упоминается, хотя стихи некоторых других поэтов подвергаются критике. <…> Евтушенко на этом заседании редколлегии не присутствовал вовсе, из “молодых” был только Василий Аксёнов. Подписи на листе согласования – Михаила Львова[103] и Леопольда Железнова[104]. Формально это никак не противоречит общепринятой версии – если Евтушенко прибегал к угрозе выйти из состава редколлегии в случае отказа “Юности” опубликовать Губанова, то делал это кулуарно, с глазу на глаз с Полевым, после решения которого вопрос публично более не дебатировался»[105].
Рядом с «Художником» – дебют в «толстом» литературном журнале Николая Рубцова[106], но читатели проявляли интерес не к Рубцову и Губанову, а к Валентине Твороговой из Майкопа. Она сочиняла великолепные благоглупости, которые, наверное, сочиняют многие в её возрасте: «Мне сказали: напиши стихи. / Обо всём, что видишь, напиши. / Не затем, чтоб были неплохи, / А затем, чтоб были от души…»[107]
Странно, странно, странно, а с другой стороны… у нас всегда так. Гении сначала должны умереть, чтобы о них заговорили. А абсолютно среднестатистические по всем параметрам авторы всегда на слуху.
После всего случившегося Губанов про «Юность» говорил очень скупо и с раздражением (со слов Батшева): «Серёжа Дрофенко[108] – неплохой парень[109].
Остальные – так, литературная шпана, все эти <…> консультатишки! Ряшенцев[110], Павлинов[111], Чухонцев[112][113]… Разве это поэты? Сопли-вопли…»
И, думается, имел полное право на подобные высказывания.
«Чем пахнет граница»
При этом возникают вопросы. Не в шестом номере, а в пятом планировалось стихотворение Губанова – «Чем пахнет граница?» Приведём отрывок из него:
100
Вегин П. Из книги «Опрокинутый Олимп: роман-воспоминание» // Про Лёню Губанова: книга воспоминаний. – М.: Пробел, 2016. С. 105.
101
Например, неистовствовал Лев Алабин: «Руки бы оторвать за эту публикацию. Ведь это надо же такое состряпать, – советский школьник уходит “от жён” и главное – денег, и его тело “мучит изжога”. И хотя там нет первого лица, а есть общее – “мы”, Лёня среди них, он входит в это “мы”, уходящее от жён, денег, изжоги. (Я тогда даже не обратил внимания на то, что там не “тело”, а “дело” “мучит изжога”. Мне показалось, что это просто глупая маскировка слишком прямого высказывания)». – Подробней см.: Алабин Л. И последней сволочи я брошу на карту неизвестный смог // Литературная Россия. 2015. № 2010 (23.02.2015).
103
Маликов (Габитов) Рафкат Давлетович (1917–1988) – поэт. Взял псевдоним – Михаил Львов. Работал в редакциях журналов «Юность» и «Новый мир».
104
Железнов Леопольд Абрамович (наст. фамилия – Айзенштадт; 1905–1988) – журналист, критик; работал в «Правде», писал программные речи для секретаря Ленинградского губкома ВКП(б) С. М. Кирова, после войны работал в журнале «Юность».
106
Первая публикация в советской периодике у Рубцова состоялась 1 мая 1957 года: стихотворение «Май пришёл» появилось в газете «На страже Заполярья». В 1962 году поэт составил машинописный сборник «Волны и скалы». Были в его жизни ленинградское литобъединение «Нарвская застава» и московский Литературный институт им А. М. Горького. Но дебют в серьёзном издании пришёлся именно на июньский номер «Юности» 1964 года.
108
Дрофенко Сергей Петрович (1933–1970) – поэт, журналист, заведующий отделом поэзии журнала «Юность».
109
Вегин писал о нём: «Сергей Дрофенко был немногим старше всех нас, но северный опыт, который уже был у него за плечами, придавал ему весомость и значительность в наших глазах. И не только в наших – к его мнению всегда прислушивался непослушный тогда Евтушенко, его ценило руководство журнала “Юность”, где он заведовал отделом поэзии. Он писал хорошие, крепкие стихи и уже успел выпустить первую книгу. Но все это внешнее, а главное – Сергей был немногословным и очень своим человеком, понимающим любую ситуацию с полуслова. И делал всё, что мог, в суперпопулярной тогда “Юности” для каждого из нас, независимо от наших, порою взаимоисключающих, литературных направлений и пристрастий. На столе у него всегда лежала пачка “Винстона” – редкость по тем временам. И кто бы ни попросил: “Можно сигаретку, Сережа?” – он никому не отказывал. Говорили, что у него какая-то крутая мама, но, кем бы она ни была, даже доставая дефицитный “Винстон”, она была прекрасной женщиной, если вырастила такого чистого и достойного сына». – Подробней см.: Вегин П. В. Опрокинутый олимп: роман-воспоминание. – М.: Издательство Центрполиграф, 2001. С. 51.
112
Для сравнения – мнение Бродского о Чухонцеве и о «Юности» тех лет: «Я знаю, что о нем говорят то-то, то-то и то-то. Это абсолютный эклектик и не очень высокого качества <…> Стихи его очень скучны, по-моему. То есть не скучны, там все… Надо сказать, что, конечно, не пристало так говорить – дело в том, что они все там занимаются нельзя сказать, что плагиатом, но воровством – да. Потому что к ним в «Юность» приходит очень большое количество стихотворений, и я не знаю, как это происходит – сознательно или бессознательно, но они просто очень многое крадут. Поэтому последние годы я им ничего не давал. Правда, кое-что расходилось, и так далее, и так далее. Я просто помню, как, скажем, я давал стихи в День поэзии – их не напечатали, а потом появились стихи какого-то Соколова, еще чьи-то, Ряшенцева, Чухонцева, где было много тех же самых приемов. Например, они никогда… Ну, я не хочу о себе ничего такого хорошего сказать… Но никогда никто из советских поэтов не писал свои стансы. Знаете, своя строфа. Я довольно много этим занимался, мне это просто было интересно… Ну, в общем, неважно. И вдруг я смотрю – моя строфа». – Подробней см.: Иосиф Бродский: неизвестное интервью. // Colta. 2013. 23 октября.
113
Любопытен и довлатовский анекдот из «Соло на IBM»: «Бродский обратился ко мне с довольно неожиданной просьбой: “Зайдите в свою библиотеку на радио «Либерти». Сделайте копии оглавлений всех номеров журнала «Юность» за последние десять лет. Пришлите мне. Я это дело посмотрю и выберу, что там есть хорошего. И вы опять мне сделаете копии”. Я вошел в библиотеку. Взял сто двадцать (120!) номеров журнала «Юность». Скопировал все оглавления. Отослал все это Бродскому первым классом. Жду. Проходит неделя. Вторая. Звоню ему: “Бандероль мою получили?” – “Ах да, получил”. – “Ну и что же там интересного?” – “Ничего”».