1. Уже не бушуют морские сраженья,
Великий Нептун отдыхает вглуби,
И красный бледнеет, боясь пораженья,
Но сам угрожает врага погубить.
2. Философ! Ищи золотой самородок
В мистических соках души и небес!
Дух — воздух материи всякого рода,
И Бог в частых звездах для знании воскрес.[47]
3. Шатает дно Азии землетрясеньем,
Люб Марсу с Меркурием блеск серебра.
В Коринфе, в Эфесе заметны волненья,
И засуха Югу не хочет добра.
4. Оракул далек от иллюзий и страха,
Погоня за златом не знает границ,
Созвездья грозят нам руинами, засухой, прахом,
И колокол слова так скорбно звенит.
5. Быть бедствию между апрелем и мартом,
Затмению солнца и рыжей луны.
Двум слабым и щедрому голод смешает все карты.
Земля слышит звук милосердной струны.
6. Расколоты молнией старые храмы,
Страдалец-народ устремился туда.
Ослы, кони, люди и древняя память
Защиты от голода ищут всегда.
7. Садится звезда на копье боевое,
Грай воронов слился со звоном мечей,
К стене бунтари понеслися волною,
И плачем погашен свет новых лучей.
8. Уэльс звал соседей к большому союзу,
Чтоб вместе Испанию силы лишить,
Французская Лига да будет ей грузом,
Который мешает свободу душить.
9. Чужие хотят завладеть океаном,
Поддержат Бордо и Рашель и Руан.
Британцы, бретонцы, бельгийцы наносят им раны,
Их флот у враждебных им градов и стран.
10. Грабеж и разбои кровавою бурей
Семь раз по всему побережью пройдут.
Монако живет под невольничьей хмурью,
Вождь самоубийством закончил маршрут.
11. Над городом будут воздушные битвы,
И в центре деревья срывает с корней.
В Венеции ждут короля для молитвы,
Нужны ли гондолы для царства теней?
12. Затоптаны земли у озера Леман,
И сильно разлились По, Тибр, Хебрус,
Плоты и погибших считал водяной ли демон?
Двух взятых правителей встретила грусть.
13. В темнице один пожирает другого.
Бьет молния в город, дворцы на куски разорвав,
Суда под водою грозят осьминогам,
В ковчеге златой и серебряный сплав.[48]
14. О, Франция! Где твоя прежняя слава?
Слабеют потомки великих отцов.
Честь, труд и богатство нам дети отравят,
Но верьте в того, кто спасет им лицо!
15. Я знаю, как встретит военную славу
Неистовый регент на белом коне,
Но только не он будет Францией править,
А души погибших в мятежной войне.
16. Зов сердца сильнее удачи и власти,
Принц Англии в двух поединках бывал.
Один для него обернулся несчастьем,
Любимый сын матери сам горевал.
17. Ночь любит костер на хребте Авентайна.
Фламандцам досаден клубящийся дым.
Монарх изгоняет племянника тайно,
Но церковь не хочет об этом забыть.
18. Сперва заструятся молочные ливни,
Потом вспышки молний весь Реймс огрустят.
Кровавые схватки отцов и детей мне противны,
Король короля будет видеть не рад.
19. В Люкке умирает и принц и правитель,
Так ждите, что будет иной магистрат.
Молочных, но с кровью, дождей берегитесь!
Люкка! Бойся голода, войн и утрат.
20. Бьет Восток королевство Гренаду.
Не струится, а кровью исходит Бетиз,[49]
Магометовым людям воспрять духом надо.
Ну, предатель с Кордовы, хватай же свой приз!
21. Была в Адриатике найдена рыба.
Ее голова, как у многих людей.
У всех корабельщиков волосы дыбом,
И нет петуха на просторах морей.
22. Шесть дней этот город выдерживал штурмы.
Война беспощадна с обеих сторон.
Здесь три заключенных, усталых и хмурых,
Бросают мечи и сдаются в полон.
23. Зайдет ли Француз в Лигурийское море?
Увидит ли пальмы его островов?
Народ Магомета ждут голод и горе:
Араб гложет кости коней и ослов.
24. Настанут эпохи великих волнений,
Народ и довольство сгорят в мятежах.
Не сбился ль с пути возродивший нас гений?
Я — друг твой, о, Франция! Мне ли тебе угрожать?
25. Он будет владеть королевством Наварра.
Неаполь с Сицилией вместе пойдет.
Фойкс сдержит Бигорру и Ландес недаром,
Один слишком сильно к Испании льнет.
26. Не думайте про короля или принца,
Что он одновременно идол и Бог,
Пусть рок воскрешает гонимых провидцев,
Что трубят в украшенный жемчугом рог.[50]
27. На эти сокровища не наглядеться,
Но принц Либианы к богатству привык.
Французу не ясно арабское сердце,
Но будет понятен арабский язык.
28. Красивая женщина станет у власти,
На долгие годы пленив короля,
Народное благо не жертвуют страсти,
И худших времен не видала земля.[51]
29. Быть дерзостным битвам на море и суше!
Погибнет в боях поколенье отцов,
В открытьях науки погибшие души
Куют для реванша оружье сынов.
30. Дерзкий гений боев и турниров
Тот, который и хитростью брал,
Сдал судьбу шестерым командирам,
Взят в постели среди одеял.[52]
31. Две армии трижды сшибутся в сраженьи:
В Мединской, в Арабской, в Армянской земле.
Народ Сулеймана стал гибнуть в мученьях,
И берег Аракса о славе скорбел.
32. Могилы найдут Аквитанские люди
В сожженных раздольях Тосканских земель,
Марс в угол немецкий заглядывать будет,
И скорбно звенит мантуанская трель.
33. Как чудо, такой переход через Альпы.
Большой полководец обставил врага,
Замолкли вдали орудийные залпы.
Солдат не страшат голубые снега.
вернуться
Это — катрен, излагающий воззрения Нострадамуса на взаимодействие Веры и Науки. Вера без знания неполноценна, а знание без веры односторонне.
вернуться
Многочисленных критиков Нострадамуса, с XVI века и по наши дни, можно разделить на три группы: на апологетов, скептиков и нейтралистов. Но и для тех и других и третьих данный катрен — один из наиболее «безумных» катренов всех «Центурий».
Критики XVI–XVIII веков считали, что это необыкновенно смелое, может быть, легендарное изображение урагана. Он был настолько могущественным, что вышвырнул с морского дна на берег корабли затопленного флота, которые были потом капитально отремонтированы, снова спущены на воду и введены в строй (в такого рода легендах, кстати, может быть — фантастическим образом — замечательное отражение действительности).
Критики XIX–XX столетий находят, что в этом катрене еще раз идет речь о подводных лодках наших времен (подводные лодки упоминались Нострадамусом ранее). Наконец, скептики находят, что один Бог знает (да и знает ли?), что подразумевал Нострадамус в данном катрене.
вернуться
Катрен, в котором еще раз сказалась убежденность Нострадамуса в неизбежности крушения монархических режимов.
вернуться
Многие комментаторы Нострадамуса связывают этот катрен с именами Людовика XV и мадам Дю Барри. И он и она подготовили благоприятную почву для французской революции.
вернуться
Намек на арест и судьбу графа Монтгомери, смертельно ранившего Генриха II на турнире.