ЦЕНТУРИЯ IV
1. Здесь жалкий остаток непролитой крови,
Венеция слабнет теперь для борьбы,
Но к битвам, союзники, будьте готовы
И слушайте первые зовы трубы.
2. Флот двинулся к морю, войска — к Пиренеям,
И Франция яростно ринется в бой,
Став беженкой, знатная дама мрачнеет.
Испания борется с горькой судьбой.
3. Гасконцы готовят мечи для отпора,
Льют бронзу людскую Аррас и Буржес.
Испанская кровь брызнет в Рону с позором,
И горный Сагунтис не виден с небес.
4. Принц немощный был возмущен и рассержен:
Петух с Либикией разграбят страну,
Рои парусов устрашат побережье,
Но им итальянцы свой брег не сдадут.
5. В церквах славят мир под Божественным словом,
Испания с Францией дружно живут,
Но крест истекает солдатскою кровью,
Сердца новых битв с замиранием ждут.
6. Эпоха наденет нам новое платье:
Стал век революции веком машин!
В тени эшафота все люди есть братья,
Обман на процессах нас будет страшить.
7. Да, трон недоступен стал юному принцу:
Проказой изъедено тело его.
Мать чахнет от горя, совсем не боясь заразиться,
И властвовать будет здоровый, другой.
8. Град был опрокинут внезапной атакой,
Противник успел часовых перебить,
Разбиты врата Сент-Квентина во мраке…
Когда же убитых начнут хоронить?
9. Так! Лук и в толпе отыскал воеводу,
Стрела между ребер коварно впилась,
Льет слезы Женева, почуяв невзгоду,
Лозанна с ней подло и зло обошлась.
10. Страдать без вины горько юному принцу,
Он жертва интриги и яростных ссор,
Вождь гибнет, восстание может продлиться,
Раз троны сжигает мятежный костер.
11. У них вместо почвы парчовая скатерть.
Двенадцать, все в красном, сидят у стола.
Знай, грязью и кровью покроется паперть;
Преступны творимые ими дела!
12. Весь лагерь сперва разнесли по приказу,
Погнались потом за бежавшим врагом,
Недолго удержится взявший нас сразу:
Французу не быть под чужим сапогом!
13. Правитель уйдет из своей же фаланги,
И все поразятся, услышав приказ,
Мятеж поднимается с левого фланга
И снова утраты обрушит на нас.
14. Внезапно скончается крупный правитель,
Весь мир поразивший размахом реформ,
Но будет преступным его заменитель,
Неистовый враг всех традиций и норм.
15. Таких не погубишь голодным измором,
Глупец, кто хотел затопить их в воде,
Страной отвоевана суша у моря,
Пшеница и масло красуются здесь.[63]
16. Быть вольному городу в рабстве и горе!
Мечтатель чужбинных поймет беглецов.[64]
Пусть царь с ремеслом не желает быть в ссоре,
Так трудно потомкам забыть про отцов!
17. Салон, Бин и Нус омрачат перемены,
А герцог налоги жестоко взвинтил,
Хвост рыбы железной был в злости и пене,
И дверь внутрь рыбы купец смастерил.[65]
18. Наука и мысль нам дарованы Богом,
Но будут объявлены тяжким грехом,
Фанатик и деспот духовно убоги,
Раз гении заживо вспыхнут костром.
19. Руан под осадой Италии будет,
От гула дрожат и земля и вода,
Грабителей с Кента и Льежа не судят,
Рыбак с побережья вторженцам не рад.
20. Так вышло, что очень недолго гордился
Покоем и миром благой Флэр де Лиз,[66]
Надежды за плот не могли ухватиться,
И трупы на вязкое дно улеглись.
21. Предвижу во всем перемены крутые,
Деревня и град вместо воли — в цепях.
В изгнанье — ценивший иные святыни,
Народы и страны низринуты в страх.
22. Пресечь собираясь гражданскую битву,
Монарх сбросил с плеч свой оборванный плащ,
Был жалок сменивший мечи на молитву,
Смещен мятежами был раб неудач.
23. Во флоте появится страшная сила:
В гремучую смесь входят сера, смола…
Селинцев огнем и удушьем косило,
И враг станет жертвою грозного зла.
24. Бунтарь раскидает сокровища в храме,
Глаголом мадонн говорят подлецы,
Святых убивает бесовское пламя,
Но их человечность не сгубят льстецы.
25. Мы звезды откроем оптическим глазом,
Невидимый мир воссияет во мгле,
Нас Бог вдохновит сокровенным указом,
Космический путь приближая к Земле.
26. Никто не узнает, откуда опасность,
Нас жалят рои разъярившихся пчел,
Измена пяти языков не напрасна,
И преданный город к паденью пришел.
27. Античному храму сродни пирамиды,
Руина даст датскому принцу совет:
«Меняйте, как выкуп за храм Артемиды,
Названье богов на названья планет».
28. Мне нравится звездная статуя Венус,
Сквозь мрамор классический солнце течет,
Меркурий огонь в ней откроет, наверно,
А слух о войне все растет и растет.
29. Пусть Солнце затмить пожелает Меркурий,
Свой горн водружая на небе втором,
Вулкану Гермес фимиамы воскурит,
Чтоб вспыхнуло солнце златистым огнем.
30. Одиннадцать раз был без солнца наш месяц,
Алхимик секреты не всем раздает,
Искомое золото так мало весит,
Раз жизнь на чаши лишь скорби кладет.
31. Высокие горы ждут новой Софии:
Прекрасен ее проницательный мозг!
Она — вся в огне, укрощая стихии,
Ей больно, что мир до любви не дорос.
32. Звериное славит вождей и народы,
С ним станет сражаться церковный закон,
Столетья пройдут сквозь террор и невзгоды,
Раз был утопизмом закон искажен.[67]
33. Юпитер был ближе к сияющей Венус,
Чем к мертвенно-бледному шару Луны,
Нептун гонит Венус к подводному плену,
Марс ценит знамена внезапной войны.
34. Стал пленным и в цепи златые закован
Большой человек из далекой страны,
Правителю Генриху был он дарован,
Милан под ярмом безуспешной войны.
35. В Этрурии, в Корсике — ночь с перерезанным горлом.
Огонь прекратился, но в копоти лики мадонн.
Всему королевству дыхание сперло,
И грозен был шелест враждебных знамен.
36. Французы! Игра начинается снова!
Победа в Пьемонте, и к новым боям!
Романья с Испанией к страху готовы.
Правитель, молись грозовым облакам!
37. Не страшны французам высокие горы,
С вершин Савоярда солдатская лава течет,
У армии высшая точка опоры,
И флот генуэзцев назад уплывет.
38. Томится в темнице великий царьградец,
Король с королевой забыли о нем,
Несмытая кровь на доспехах, не глянец,
Один усмиряет другого мечом.
39. Арабские силы, я знаю, ослабнут,
И это в Испанию волю вдохнет.
К кому же родосцев событья притянут?
Брезгливый преемник ведь к ним не идет.
40. Орудия с грохотом рушатся в яму,
Осаду не снять в укрепленных местах,
Сакристы оставили жалкую память,
И ценность их мессы рассыпется в прах.
41. Блудница по лагерю рыскает зорко.
Начальник желает от пленной утех,
Надуть его будет не так уже горько,
Ей жаль, что из плена не вызволишь всех.
42. Да, золото фунтов на тридцать потянет,
Суссет и Лозанну за них предают.
Шартрезцы Женеву пленят в Монтлемаре,
Гренобльцы и Дольцы за ними пойдут.
43. Где ж воздух оглохнет от гула орудий,
И кровью замараны ризы святых?
За веру убийством наказывать будут,
И войны шатают любовь и кресты.
44. Во всех городах будет злая неделя:
В Кагор, в Лимож, в Кастрес лишенье придет.
Что ж! Мытарь с Бордо преуспел в своем деле,
Раз звон колокольный обжег Перигорт.
45. С его поражением гибнет эпоха:
Большой полководец себя потерял.
Не павшим, а спасшимся жить станет плохо,
Один непогибший про всех рассказал.
вернуться
63
Это апология Голландии. Нострадамус отдает должное не только их трудолюбию, но и их мужеству.
вернуться
64
«Чужбинный беглец» в Древней Руси — то же, что политический эмигрант в наши дни. Мне кажется, что следует согласиться с теми русскими комментаторами Нострадамуса, которые полагают, что в этом катрене отражена судьба древнего Новгорода. Как известно, вольный город Новгород был покорен московским царем Иваном Третьим. Иван Грозный подавил попытки новгородцев воскресить дух вольности, который воспламенил и продолжает воспламенять воображение поэтов.
вернуться
67
Катрен, вызвавший самые ожесточенные споры. Видимо, и здесь проявились антиутопические мотивы в творчестве Нострадамуса. Нострадамус предвидел, что из «Утопии» Томаса Мора вырастут те иллюзионистские учения об общественном идеале, которые, создав миф о грядущем рае на земле, будут теснить веру и церковь. Нострадамус, с его острым, проницательным и смелым умом, чувствовал и слабые и сильные стороны «Утопии» Томаса Мора. И Нострадамус предвидел, к каким катастрофическим и трагедийным последствиям могут привести учения об общественном идеале, если они будут применяться на практике в грядущих столетиях. Социализм, развивающийся в направлении от утопии к деспотии, а не от утопии к науке, как утверждали Маркс и Энгельс, превратит двадцатый век в новое средневековье.