Выбрать главу
100. Знать будет низвергнута: снизу придет верховодство,        Возрастут и мощь и мозг армий в грядущих веках.        Жизнь можно утратить шутя и бороться за правду непросто.        Гряди: изобилье у голода с чашей без влаги в руках.

Катрены-двойники

ЦЕНТУРИЯ VIII[135]

Когда ожиданья многих обманут, Народ реформаторам грех не простит. Воздушные замки в декретах завянут, И сор от иллюзий по свету летит.
Возможен ля искренний мир между ними, И кто из них выше — монарх или Господь? Богов отвергают земные кумиры, Дух Божий в монархе святит нашу плоть.
Народ вызывает и ужас и жалость. Простой человек обманул сам себя. Сражаются стаи волков, зубы яро оскалив, В содружестве всех, никого не любя.
Трибуны лелеяли ропот народа, Внушая, что Бог будет против него. Не всем негодующим это в угоду, Раз добрых деяний не видно кругом.
Надежды на помощь все крепнут и крепнут, Но, Господи, сколько ж приходится ждать! Ведь силы народные блекнут и меркнут И многим приходится долго страдать.
Ну что ж! Будет рад иностранный правитель, Что Вену и Австрию с войском займет. Трибуны, солдаты, остановитесь! Пусть яростный гнев ваш скорее пройдет!

ЦЕНТУРИЯ IX

1. Все письма — призыв к коренным переменам,     Бурэ, переводчик, их взял со стола, —     И здесь демагог с краснобаем тому набьют цену,     Кто множество благ всем своим обещал.
2. Скорее, скорее, скорей уходите!     Из Монт Авентайна разносится зов,     Колонья с семьей! С Аримини и с Прато бегите!     Здесь жизнь насыщают страданья и кровь.
3. Ведь из ничего[136] вспыхнут бури в Равенне,     Бунт сильных пятнадцати душит Форнез,     А в Риме пожары и кровь благоденствия сменят,     Ведь два двухголовых уродца окрест.
4. Могущество двум дано выборной властью,     Изгнанник отброшен в позорную тень.     Разграблен весь дом и повсюду несчастья,     И в нови колышется пасмурный день.[137]
5. Из третьих рядов он продвинется в первый,     Опорой ему станет сброд, а не знать.     Тиран оккупирует Пизу и Люкку, наверно,     Громила с низов мог людей усмирять.
6. Полки англичан наводняют Кайену,     И здесь аквитанцы присвоили власть.     Ну как, Лангедок, хороши перемены?     Вот барбоокситанцев намерены звать.
7. Злой дух обитает в старинной гробнице.     Открывший — захлопни ж, захлопни скорей!     Но поздно, и бедствию дали разлиться,     И лучших оно не щадит королей.
8. Никто не уйдет от возмездия свыше,     Сам Бог покарает волчат и волков.     Отца принц убил, и потомки об этом услышат,     Цени ж Тайнописцев минувших веков!
9. Мистический свет виден в храме Весталок,     Останки колонн, точно мачты затопших судов.     Тень девочки с лампой в руках пробежала.     Низмесцы! Разлив сокрушает ваш кров.[138]
10. Монах и монашка у трупа ребенка,      Чье тельце стекольщик случайно нашел…      К военному лагерю с Фойкса проложены тропки,      Готовься, Тулуза, принять эту боль.
11. На смерть осужден был совсем невиновный,      И зрелище казни пьянило людей.      Потом здесь чума разжигала жаровни,      И судьи бежали отсюда скорей.
12. Кому серебро этих статуй вернули?      Диана с Меркурием видят озерное дно,      Рыбешки над старым сосудом блеснули,      И золото в нем никому не сдано.
13. Бежали они из темницы салонской,      Свирепый болоньец, моденские два,      Костер с Буранкоза открыл их тряпье и обноски,      И ночью всех видно у скользкого рва.
14. Готов для преступников чан над Равенной,      Чая с медом, с оливковым маслом, с вином.      Живьем в нем кипеть будет всякий повинный:      Семерка предстанет в Бордо пред судом.[139]
15. Парпан не сумеет помочь кардиналу.      Куда же, куда непокорным бежать?      Три мирных и немощных пять устояли,      Бургонский прелат может их поддержать.
16. Блеск молний одобрят лихие созвездья,      Тот блеск омрачит центр Майенских лесов.      Кровь с листьев стекает на зверя из бездны,      Великие люди похожи на псов.
17. Страна не сорвется в глубокую бездну.      Решительный Франко друзей созовет.      Пускай неприязнь дипломатов исчезнет:      Испания силой традиций живет.[140]
18. Что ж! Новый король любит кровопролитье,      И умер для Франции век золотой.      Вы третьего сына Нероном Креста назовите,      И он воссоздаст Форнерон дорогой.
19. О славе империи знают фламандцы,      Дофин сделал лилии частью Нанси.      Уйдя с лучших мест, трудно с болью расстаться,      Под гнетом препятствий сам Монморанси.
20. Он ночью идет сквозь леса возле Рейна,      А камень белеет в Волторте-Херне,      Весь в сером монах вызвал бурю в Варенах,      Где вольные люди и храмы в огне.
21. С собора Блуа виден мост чрез Луару,      Король и прелат встретят зло на мосту.      У Лонских болот воевали недаром,      Раз все духовенство отсюда сметут.
22. Придворным здесь надобен вкрадчивый шепот:      Король был в соборе вблизи от дворца,      А Альба с Мантором, ступив на садовые тропы,      Кинжалом и словом пронзают сердца.
23. Недаром обрушилась кровля у дома.      С продавленным черепом сын короля.      Молитва отцу не приходит на помощь,      И праздничный блеск не полюбит земля.
24. Их двое, детей королевского дома.      Карета бежит от дворца над скалой,      Поездку сады монастырские помнят,      Где плод недозрелый качался с листвой.
25. Известье летит из Испании птицей,      Крылом задевая куст роз у моста…      Быстрее, чем мысль, эта весть разлетится:      Безирс для погони еще не устал.
26. Уход его глуп: нет серьезной причины.      Неверно, что папа ему угрожал.      Люблю освежающий ветр в Пиомбино      И стены в Вультрее в зеленых плащах.
27. Достигший высот изменяет дофину.      Мост сломан, и ветер повалит забор.      Но старый Текон в тех делах неповинен      И герцогу стелет в знак дружбы ковер.
28. Встречай Геную и Сицилию пушечным громом!      Летит над Иллирией рой парусов.      Не видишь: с Венеции и Масильона      Противник с венгерцем схватиться готов.
29. Да! Он Сент-Квентин никому не уступит,      И он же с упорством захватит Каллас,      Дома, корабли у Шарье испугаются крови и трупов,      Так новый порядок встречают у нас.
30. Пуолская гавань и Сент-Николас видны с борта,      Корабль норманнов качал фанатичный залив.      «Алла!» — слышен крик с Византийского порта,      Кадиз и испанцы крестов не сдали.
31. Земля на куски раскололась от взрывов,      Полузатоплены развалины островов Сент-Джорджа.      Есть бреши в соборе у края обрыва,      И Пасха идет сквозь жестокость и ложь.
32. Порфирий! Сквозь время плывут манускрипты,      Подобно словесным большим кораблям.      Твой череп истлел, но твои паруса не забыты,      И мысль не догнать даже будущим дням.[141]
33. Он будет сильней европейских монархов,      Его называют французской грозой,      Италия сбита великой нападкой,      И Рим Геркулесовой схвачен рукой.
34. Свершилось — один пятистам его предал.      Нарбонн! И ты, Солк! Чем зажечь фонари?      Ведь явь станет хуже кровавого бреда,      Монархия в зареве штурмов горит.[142]
35. Теперь победителям роз не кидают,      К бесславию шел белокурый отряд,      В полях Македонских успех Фердинанда бросает,      И он с мирмидонцем сцепиться не рад.
36. Юнцы короля оттеснили от трона.      Он гибнет — топор занесен с высоты.      Сигнал светит с мачт: берегись беззаконий,      Три брата друг другу — враги и скоты.[143]
вернуться

135

Когда печатают восьмую «Центурию», то обычно в нее включают эти катрены-двойники, хотя не исключена окончательно возможность, что они вклинились сюда из седьмой «Центурии».

вернуться

136

В оригинале лат. magna vagna, то есть великое ничто.

вернуться

137

Русские комментаторы Нострадамуса склонны усматривать в этом катрене предчувствие борьбы между Сталиным и Троцким.

вернуться

138

Весталки, как известно, должны быть девственницами, пока продолжается их служение и подчинение языческим ритуалам. Провинившихся, особенно уличенных в прелюбодеянии, тяжко наказывали, вплоть до того, что живьем зарывали в землю вместе с наполненной горючим веществом лампой, куском хлеба и кружкой воды. В южной Франции и в Италии, где немало развалин языческих храмов, есть легенды о загадочном свете в развалинах храмов весталок и призрачных фигурах, которые держат зажженные лампы в руках. Появление призрака и видимый в руинах свет — не к добру: будет наводнение или неурожай.

вернуться

139

Это жестокий род казни, применявшийся в древней Франции. Осужденных живьем кипятят я оливковом масле с примесью меда и вина.

вернуться

140

Один из катренов «Центурий», который для апологетов — неопровержимое доказательство пророческой силы Нострадамуса, а для скептиков — одно из немногих счастливейших и редчайших совпадений. Это, по мнению скептиков, стрела, наугад пущенная в будущее и совершенно случайно попавшая в цель.

вернуться

141

Порфирий (233–305) — философ неоплатоник, автор работ о Пифагоре и Плотине, возможно, оказавший решающее влияние на творчество Нострадамуса.

вернуться

142

Это — один из самых загадочных и самых поразительных катренов всех «Центурий» Мишеля Нострадамуса. Скептикам трудно поверить, что это не мистификация, а бесспорно оригинальный, напечатанный в XVI веке текст. Граф Нарбонн был военным министром Людовика XVI и не сумел предотвратить революцию. Его современник Солк сыграл предательскую роль в отношении Людовика XVI и королевы. Пятьсот марсельцев помогли свергнуть власть короля.

вернуться

143

Апологеты «Центурий» полагают, что здесь провидчески изображена казнь Людовика XVI. На месте казни, перед тем как ему отрубили голову, Людовик спросил, что слышно нового об экспедиции Лаперуза.