Естественно, властолюбивому и Витте такое положение дел не нравилось — он находился на своём посту лишь благодаря тому, что совмещал его с должностью министра финансов, который и давал ему настоящую власть. И сейчас он, будучи недовольным продвижением Игнатьева, обострил вопрос.
— А знаете, Сергей Юльевич… — наконец прервал молчание я. — У меня нет причин с вами не соглашаться. Создание полноценного правительства — закономерный итог проводимых преобразований. Когда вы сможете подготовить соответствующий законодательный акт?
— В ближайшее время, государь, — просиял Витте.
— Но учтите — будут обязательные условия. Первое вам уже известно — в состав правительства должна войти государственная канцелярия, которая формируется на базе МИД. Дела в России могут быть только своими собственными! Канцлер будет первым товарищем председателя правительства, а военный и морской министры через Особое Высочайшее Совещание подчиняются напрямую верховному главнокомандующему. То есть мне.
— Я всё понял, государь, — кивнул новоиспечённый господин кандидат в председатели правительства Российской империи…
Возвращение в Севастополь принесло ожидаемый ворох новостей и докладов. Флаг над Анатолийской базой был уже поднят, а капитан первого ранга Мартыно успел дать торжественный обед служащим французской концессии, османским дипломатам и какому-то местному не то бею, не то паше… И, как водится, газеты по всему миру практически моментально вышли с новостями о новой силовой конфигурации в зоне проливов…
Дипломатические каналы ожидаемо взорвались валом переписки — Солсбери, Фор, австрийский поляк граф Голуховский[110]… Даже североамериканский госсекретарь Олни и тот прислал нечто невнятное. Игнатьев сжал зубы и ринулся в дипломатические бои — мы с ним решили, что мне стоит пока уйти в тень, до подготовки нашей дипломатией некоей почвы для дальнейших переговоров на высоком уровне.
А новости продолжали поступать.
К сожалению Попов, даже с моей помощью, уже не мог опередить Маркони в подаче заявок в европейские страны, и я попробовал помешать конкуренту хотя бы в технике, но не удалось. Несмотря на попытки наших заграничных агентов притормозить работу, настырный итальянец Маркони провёл-таки в Англии публичную демонстрацию своего изобретения, передав радиограмму на три километра[111].
Но это было хоть и неприятно, но где-то вдалеке… А вот в России по всей стране начались студенческие волнения разной степени интенсивности — вернувшиеся с каникул студиозусы с энтузиазмом восприняли происходящие в государстве изменения и решили внести в них свою лепту…
Интерлюдия XIV
Пётр
— И всё же не верится в происходящее, словно сон какой-то, — Сказал Пётр, разглядывая в морской бинокль противоположный берег Босфора. — Вон там, смотрите, второй маяк. Когда-то они светили англичанам и французам.
— То-то эти месье так кривятся, — заметил переведённый в полк морской пехоты уже перед самой погрузкой роты на корабли корнет Шишов. — И поделом… Надо бы ещё им морды подправить.
— А вот наш-то словно в воду глядел, — кивнул Пётр на ротного.
Услышав разговор, стоявший у самой кромки прибоя, Чернов повернулся и сказал:
— Глядел, да не совсем туда… Признаться, такого я не ожидал — думал, мы на штурм Царьграда пойдём. А здесь… Надо же — мирно встали на Босфоре! Думал, что кровь проливать будем, но вместо неё теперь вёдра пота уйдут, пока здесь полевые укрепления выстроим! Хотя вы, Арсений Михайлович, правы. Для начала можно и морды лягушатникам набить за Крым…
Глава XIV
— Пылкая юность не знает полумер. — В задумчивости пробормотал я, читая отчёты о политических требованиях бунтующих студентов.
Они хотели всякого и разного. Бурно приветствовали новые законы, и вместе с этим кто-то начинал требовать изменений в академическом уставе, а другие — возврата к старому уставу 63 года, в отдельных случаях буйства заканчивались драками с дворниками и полицией, а где-то появлялись радикальные политические лозунги…
110
Граф Агенор Мария Адам Голуховский (25.03.1849—28.03.1921) С 1895 по 1906 год — министр иностранных дел Австро-Венгрии, проводил политику нормализации отношений с Россией.
111
Как мы помним, наш герой уже поддержал деньгами и админресурсом А. С. Попова, однако Маркони всё равно успел раньше — ещё в начале 1896 года он приехал в Великобританию, где продемонстрировал передачу сигналов азбуки Морзе на расстояние в 1,5 км (его конструкция использовала наработки Герца, Попова и других инженеров). И уже 2 июня 1896 года Маркони подал заявку на изобретение, а сам патент он получил ещё через год — 2 июля 1897 года. Таким образом, наш герой никак не успевал перехватить формальный приоритет.