Должно быть, верно говорят, что такое дитя уже все понимает, и поэтому мамочке не следует говорить с ним нараспев: ребенок привыкает к этому, и это плохо, во вред ему.
— Позалюста, искупайте меня, — говорит служанка как бы от имени малютки, — потому сё мне осень хоёдно.
— Ах, Аннуш, не сюсюкай, это может повредить ребенку. Так мне говорили.
Аннуш больше сюсюкать не будет; Анна зажимает рот рукой, Анна послушна.
Они купают младенца; но как если бы мать купалась вместе с ним, ее кожа светлеет и розовеет; младенец знай себе помаргивает, и почти незаметно помаргивает мамочка.
Служанка протягивает лебедя: — Про лебедя-то забыли? — спрашивает она.
— Мы искупаем и его обязательно, — говорит молодая женщина. Младенец вскрикивает, птица безмолвствует, вода звучит флажолетом, когда отпрядывает назад.
На улице дует ветер, а здесь, на кухне, из жестяной кастрюли валят облака.
— Кто же у нас слышал, как разговаривает лебедь? — с любопытством спрашивает молодая женщина и глядит на ребенка. — Утка говорит: кря-кря-кря. Гусь тоже говорит. Ну а лебедь?.. Сколько лет твоему сыночку? — вдруг спрашивает она у Аннуш.
— Моему Лацике? Два года, — отвечает девушка.
Ну вот, выболтала тайну с первого слова. Но при этом слегка покраснела, что правда то правда. Но румянец быстро сошел. Надо укутать младенца.
И они умащивают, укутывают его. Однако Аннуш нет-нет да и взглянет искоса на лебедя, как будто винит его за свою опрометчивость, как будто хочет сказать: вот, заставила ее проговориться эта немая тварь, которая всегда молчит и молча покачивается на воде.
1940
Перевод В. Смирнова.
ОБИДА
Мальвинка уже окончила первый класс, ей и лотерейные билеты уже присылали, и даже список новых книг из библиотеки; она и в кино ходит, и по телефону умеет разговаривать. А на днях дедушка-нищий смиренно снял перед ней шляпу и сказал: «По-кор-но про-шу, ба-рыш-ня…» Голос у него дрожал, будто тоненькая струна в груди была натянута, и кто-то тихонько и робко тронул ее.
Когда Мальвинка услышала слово «барышня», сердечко ее подпрыгнуло, будто кузнечик, лицо, тельце так жаром и обдало от радости… и она отдала нищему маленький, красный, с золотым замочком кошелек со всем его содержимым — шестнадцатью филлерами. Потом Мальвинка пошагала дальше, и обе косички мотались за спиной у нее влево и вправо, а она гордо поглядывала по сторонам и сама у себя спрашивала:
— Куда ехать изволите, барышня? Пересадочный билет прикажете?
Подружке ее Агнешке всего пять с половиной лет, и, когда Мальвинка читает ей плакаты, она вечно делает вид, будто и так понимает, что на них написано.
— Понимаю, понимаю, — говорит она. — Бешеные собаки, карантин тридцать дней.
И, между прочим, она тоже умеет говорить по телефону.
Выходит, обе девочки уже совсем большие, все знают, есть-пить умеют, правила приличия им известны, за чем угодно их послать можно, — они и газету купят, и хлеб, и сахар, и овощи, так что совсем напрасно бакалейщик так медленно отсчитывает им в руки сдачу. Чего уж тут, ведь на деньгах цифры написаны.
Когда тетя Цина — подруга Мальвинкиной матери пригласила девочек в пусту[13], родители сначала побаивались отпускать их одних, но те только отмахивались:
— Ой, ну что вы…
И когда их стали предупреждать, чтобы они остерегались лошадей, не дразнили быка и не подходили слишком близко к коровам, они только переглядывались меж собою. «Эти родители как маленькие, будто не знают, право, с кем имеют дело».
— Бешеные собаки. Карантин тридцать дней, — заявила Агнешка.
Родители только глаза удивленно округлили: что сие значит? И тогда Агнешка от всего сердца пожалела их: вот ведь, бедняги, даже плаката прочитать не могут.
Но родители все же очень волновались. В день отъезда они проснулись с первыми лучами солнца, подошли к окну и начали укладывать кукол, ракушки, в которых шумит море, а также чернила, перо и почтовую бумагу, которые Мальвинка повезет с собой, чтобы писать письма. И не только от своего имени, но и от Агнешкиного.
Тетя Цина прислала за ними из пусты одну даму-родственницу, и у девочек с этой дамой сразу отношения не заладились. Сладкой она прикинулась, будто ее в меду выкупали, а у самой взгляд острый такой.
— А шлепки малышкам дают? — так мило поинтересовалась она.
— У нас, извините, — ответил папа Мальвинки, — для этого птица Янчи имеется.