После смерти Сталина и конца эпохи массовых репрессий многие тюрьмы госбезопасности были упразднены — в 60-х была даже закрыта внутренняя тюрьма на Лубянке, но КГБ оставил за собой Лефортово для содержания диссидентов и подозреваемых в шпионаже.
В 1990-е и 2010-е годы тюрьма продолжала использоваться в том же качестве: после октябрьских событий 1993 года сюда поместили противников Ельцина, а впоследствии узниками Лефортова были дипломат Валентин Моисеев, обвиняемый в шпионаже на Южную Корею, металлургический магнат Анатолий Быков, офицер ФСБ Александр Литвиненко, «юкосовцы» Платон Лебедев и Алексей Пичугин. Писатель Эдуард Лимонов в той же книге «В плену у мертвецов» подробно описал устройство тюрьмы: «В месте, где сходятся все три части буквы «К»… находится обширный пульт… Центральный пульт, там всегда отирается пять, шесть, десять наших тюремщиков, выглядит именно как дирижерский. Там стоят несколько экранов компьютеров, на них нас просматривают, там есть микрофоны прослушки». Лимонов пишет, что на крыше имеется 15 прогулочных камер, куда каждый день выводят по три смены заключенных. На каждом из четырех тюремных этажей расположено по 50 камер, но заняты лишь два этажа. Следовательно, в 2001–2003 гг., когда Лимонов сидел в Лефортове, в тюрьме, вмещающей до 200 заключенных, содержалось не более 50 узников.
Большинство камер рассчитаны на троих, но сидят в них обычно не более двух человек. Есть несколько одиночных камер и две шестиместные. Как известно, в других московских тюрьмах очень часто заключенные теснятся в камерах, как сельди в бочке.
Даже адвокаты отмечают, что Лефортово — практически единственное исправительное учреждение в стране, куда не попадают наркотики и где нет так называемого «веревочного телеграфа» — традиционного для российских тюрем средства связи (с помощью «почтовой веревки» заключенные передают из камеры в камеру записки, чайные пакетики, курево).
Наталья Денисова, жена осужденного за шпионаж дипломата Валентина Моисеева, так описывает Лефортово: «Хотя условия содержания в Лефортове на первый взгляд неплохие, но режим очень строгий. Например, я не могла добиться свидания с мужем десять месяцев, хотя по закону положено два свидания в месяц продолжительностью до трех часов. Мне ни разу не давали поговорить с мужем больше часа… С передачами проблем не было… Правда, проблемы с передачей денег — их надо отправлять по почте, а идут они месяц. Деньги нужны для того, чтобы покупать продукты в ларьке, который есть в тюрьме».[195]
Став в начале 1990-х главной преемницей КГБ, ФСК, в 1995-м переименованная в ФСБ, унаследовала и Лефортово. Однако за контроль над тюрьмой ей пришлось серьезно бороться.
В 1993 году в процессе затеянной Ельциным реорганизации российская контрразведка временно утратила свой следственный аппарат. В результате в январе 1994-го Лефортово перешло в подчинение к МВД. Вскоре из тюрьмы, впервые за всю ее историю, сбежали двое заключенных. Воспользовавшись скандалом как удобным поводом, в апреле 1997 года ФСБ, которая к тому времени уже добилась возрождения следственного управления, смогла вернуть в свое подчинение и следственный изолятор Лефортово (официальное название тюрьмы). Одновременно с Лефортово в ведение ФСБ вернулись 13 региональных тюрем.[196]
Между тем за год до этого, в 1996 году, Россия вступила в Совет Европы. При этом Кремль, помимо всего прочего, пообещал «в течение года пересмотреть закон о Федеральной службе безопасности, с тем чтобы привести его в соответствие с принципами и стандартами Совета Европы: в частности, лишить ФСБ права иметь и управлять следственными изоляторами».[197]
Совет Европы требовал от России отделить следственные органы от тюрем, так как в противном случае у следователей есть возможность оказывать давление на заключенных. В 1998 году МВД передало свои тюрьмы и другие пенитенциарные учреждения в ведение Министерства юстиции, однако ФСБ продолжала сопротивляться требованиям Европы.
В 2004 году заместитель директора ФСБ Вячеслав Ушаков на встрече с представителями ПАСЕ пояснил, что ФСБ абсолютно необходим изолятор, гарантирующий «высокий уровень безопасности».[198] Только Лефортово, по утверждению Ушакова, соответствует этим требованиям. (В марте 2005-го тезис Ушакова подставил под сомнение 27-летний заключенный из Киргизии Талгат Кукуев, без особого труда преодолевший забор, окружающий Лефортовскую тюрьму. Его удалось поймать лишь в мае того же года.)
196
Согласно Докладу Парламентской Ассамблеи Совета Европы «Выполнение обязанностей и обязательств Российской Федерацией» (док. 10568). «Были полностью восстановлены в законодательном порядке полномочия по проведению расследования, хотя ФСК, одна из ее предшественниц, уже проводила уголовные расследования на основе президентского указа. Под контроль службы были возвращены 14 российских следственных изоляторов и несколько отрядов специального назначения. В отличие от того, что было написано в докладе Ассамблеи 2002 г., следственныий изолятор Лефортово является не единственным из используемых; на самом деле, ФСБ как централизованныий институт, в состав которого входят региональные подразделения, располагает также СИЗО на территории регионов.» ПАСЕ. — 2005. 3 июня.
197
Дебаты в ПАСЕ 25 января 1996 (шестые и седьмые слушания). См. Док. 7443, отчет Комитета по политическим делам; и Док. 7463, мнение Комитета по законодательству и правам человека.
198
ПАСЕ, документ 10568: «В ноябре 2004 г. нам было заявлено во время состоявшейся в Москве беседы с заместителем главы ФСБ, г-ном Ушаковым, о том, что рекомендации Парламентской Ассамблеи не являются обязательными для выполнения, и, что, учитывая предоставленные ФСБ соответствующим законодательством следственные полномочия, ведомству абсолютно необходимо учреждение предварительного задержания, гарантирующее высокий уровень безопасности, для помещения под стражу и допроса подозреваемых. Более того, Лефортово было лучшим СИЗО страны: при вместимости около 200 человек, он никогда не переполнялся, одновременно «размещая» не более 50 человек, при этом каждый заключенный имел право на ежемесячное получение до 50 кг дополнительного питания. В действительности условия содержания в Лефортово настолько хороши, что многие заключенные просятся о переводе в этот изолятор.»