После трагедии 11 сентября в Соединенных Штатах в мире появилось немало охотников до правильных фраз о жертве и преступнике, о тесной связи террористических актов в Нью-Йорке и Вашингтоне с разделом мира на богатых и бедных, о «конфликте цивилизаций». Произносилось немало правильных слов о том, что в нашем неспокойном мире найдется много фанатиков, готовых пожертвовать собой ради идеи. Находились и такие, кто видел вечные причины для недовольства и возмущения миллионов людей, живущих в нищете и притеснении. Связь между терроризмом и бедностью признавали даже лидеры Запада, в том числе Джордж Буш-младший и Энтони Блэр. Никто из них, правда, не выдвинул программы эффективной помощи богатого Запада бедному третьему миру.
В громогласном хоре приверженцев Международной антитеррористической операции, которым умело дирижировал Вашингтон, звучали и российские голоса. Лишь немногие государственные деятели, и в их числе глава Кубы Фидель Кастро, решительно осуждая варварские акции террористов в Соединенных Штатах, обратили внимание на политику терроризма самих США, напомнили об «отвратительных террористических действиях», направляемых из Вашингтона, которым уже более сорока лет подвергается не подчиняющийся диктату американцев их маленький южный сосед.
В России же на официальном уровне о государственном терроризме США и некоторых их друзей забыли и давно не вспоминают, хотя на наших глазах в чудовищной форме осуществляется государственный терроризм против палестинского народа и в других регионах мира, принимающий разнообразные обличья. Не обязательно это тайные операции спецслужб, ставящие цель «одномоментного» уничтожения конкретных лидеров противника.
Конечно, важен вопрос, кто вскормил и вспоил террористов, но еще важнее — кто и почему создал условия для их действий, кто вообще раздувает атмосферу, в которой терроризм расцветает пышным цветом: и тот, что проявил себя в страшных атаках в Нью-Йорке и Вашингтоне, и тот, что стал частью государственной политики ведущей сверхдержавы планеты, и тот, который взят на вооружение израильскими правыми, стремящимися не допустить создания палестинского государства.
Если сегодня свести воедино все, что стало известно о проявлениях государственного терроризма, взору предстанет ужасающая картина преступлений: вооруженные вторжения на территорию неугодных государств, тайные заговоры, удары «томагавками», диверсии и саботаж, военная и экономическая блокада, война торговая и «психологическая война», покушения на «строптивых» государственных деятелей, воздушный и морской терроризм, бактериологическая война и распространение эпизоотий и многое другое, что может использовать сильный против слабого. Изобретены и пущены в ход легализованные формы преследования и наказания «ослушников», как, например, Гаагский трибунал, с помощью которого рассчитывают окончательно расправиться с бывшим президентом Югославии Слободаном Милошевичем. Могут появиться и другие международные суды и трибуналы, как появилась Международная антитеррористическая операция, под покровом которой можно разделаться с неугодными.
Государственный терроризм может обернуться против тех, кто чем-то провинится и не сможет за себя постоять.
Глава 23
Национальные интересы и национальная безопасность
Друг, враг или так? — Зигзаги отношений. — Дарители подарков и те, кто любит их получать. — ПРО и НАТО — проверка на прочность для России
Во второй половине XX века военно-стратегический паритет уравнял шансы Советского Союза и Соединенных Штатов Америки. Да и по другим позициям развития наши две страны существенно не отличались. Эпитет «главный противник», которым СССР и США награждали друг друга, знаменовал не только высочайшую степень напряженности в межгосударственных отношениях, но и известное равенство сил и возможностей. Определявшее стратегическое равновесие, оно сознавалось руководством двух стран как историческая необходимость.
В 21 столетие Российская Федерация — преемница и наследница Советского Союза — и Соединенные Штаты вступили после завершения «холодной войны» и распада СССР уже в совершенно разных весовых категориях. В обеих странах, впрочем, находились желающие реанимировать воинственный термин «главный противник», прижившийся в прежние времена. Есть, правда, и силы, которые жаждали заменить полновесную вражду на не менее полновесную дружбу, запамятовав, что никаким клонированием невозможно превратить «ястребов» в «голубей».
Равновесие, сформировавшийся баланс сил в мире нарушились в результате событий в нашей стране и Восточной Европе в самом конце 80 — начале 90-х годов, приведших к распаду Советского Союза и крушению социалистического лагеря.
В ходе противоборства двух держав США стремились повергнуть противника, не скрывая планов ликвидации социализма как общественно-политической системы. И все же падение «главного противника» в 1991 году и для Белого дома, и для руководства Лэнгли — приятная неожиданность.
«Главный противник» повержен, и это основное. Как бы ни сетовали руководители Центрального разведывательного управления восьмидесятых—начала девяностых годов, те же Стэнсфилд Тернер, Уильям Уэбстер, Роберт Гейтс, на невозможность точных прогнозов «слома Берлинской стены и падения Горбачева», на «полную непредсказуемость кончины» Советского Союза в 1991 году. Как бы ни причитали они, когда их вызывали «на ковер» в конгресс, насчет «слабости информации» и «коварства русских», сокрушивших московскую резидентуру и тем лишивших ЦРУ доступа к информации из Москвы в годы своего правления в разведке. Признание запоздалое, но характерное для того времени, когда и победители и побежденные еще пребывали в некоторой растерянности (для победителей она, правда, быстро прошла).
Президентам Рейгану и Бушу-старшему нравилось слышать то, что проводимый США под их руководством курс на конфронтацию с СССР оправдывал огромные затраты на вооружение, вооруженные силы, на деятельность спецслужб. В ЦРУ не допускали мысли о кончине Советского Союза и конце «холодной войны». Как ни парадоксально это звучит, в Лэнгли действительно не хотели потерять противника, поэтому не воспринимали подобный сценарий и не были готовы к столь драматическому повороту событий.
Теперь, когда американцам предстояло иметь дело с Россией, они усматривали в складывающейся ситуации свою вожделенную цель: устранив «главного противника», уготовить России место второразрядной державы, подчиненной диктату США, наметить новую стратегию и определиться, что делать с побежденной стороной.
Так, при президенте Клинтоне появилась доктрина — насадить в России прозападный режим, лишить нашу страну самостоятельной внешней и внутренней политики, поддержать ультрарадикальные реформы, соответствующие в целом генеральной линии Соединенных Штатов. Директива президента Билла Клинтона 1994 года: «Наша стратегия национальной безопасности строится на расширении содружества демократических стран с рыночной экономикой. Наши усилия сконцентрированы на сохранении демократических процессов в наиболее важных странах, включая Россию». При этом подчеркивалось: «Вооруженные силы США играют ключевую роль в осуществлении новой стратегии».[31] Вот теперь, кажется, неясности устранены.
Руководители разведки поспешили растолковать новую доктрину Вашингтона: «Необходимо иметь источники информации и помощников в сдерживании России, которая остается столь же большой угрозой для США, как и бывший Советский Союз» (Роберт Гейтс, март 1994 года). Новый глава ЦРУ Джеймс Вулси говорил, по свидетельству П. Гилмана, об озабоченности США в отношении стран, владеющих ядерным оружием. Еще откровеннее лондонский «Экономист»: «Народы Запада пусть примут как должное, что их армиям придется идти вперед и ввязываться в бой». Директивы СНБ ставили задачу на 1994–1998 годы: не допустить на территории бывшего Советского Союза нового соперника, представляющего угрозу, аналогичную той, которая исходила от СССР».
Таков язык Белого дома, директив СНБ, руководителей американской разведки, провозглашавших, как Гейтс, Уэбстер, Вулси и все, кто занимал кресло в Лэнгли в последующие годы. Он не претерпевал существенных изменений, вызывая возмущение огромного большинства российских граждан и побуждая еще больше прогибаться тех, кто призывал к «долгосрочному дружескому партнерству». Таких людей немало в Кремле и еще больше — «стоящих у трона». Тем более что со стороны Вашингтона наряду с неприятными речами лились сладкие посулы и обещания, в которых тонули некоторые российские деятели, в том числе занимавшие места на самом верху.